Прощание с Джоулем

Лапин Андрей

Кесс поставил пистолет на предохранитель, сунул его в кобуру и принял сидячее положение. Рядом с лежанкой стояло ведро, в котором еще была вода для заправки пулеметного радиатора и он зачерпнул оттуда немного, плеснул в лицо, а потом повторил процедуру еще раз, а потом еще и еще. Вода была теплой, почти горячей и освежала слабо, но это все же было лучше, чем ничего. Сержант размотал шейный платок и промокнул им лицо, а потом посмотрел в мутное старое зеркало, которое было кое-как вделано в бетон у изголовья лежанки. Собственно, он знал, что там увидит, система наведения барахлила у него не впервые, но утренний осмотр все равно нужно было произвести, этого требовала от него специальная служебная инструкция по

использованию сложных полевых имплантов двойного назначения.

Левая, живая, натуральная половина лица выглядела вполне прилично, а вот декоративный пластик на правой уже разошелся сразу в нескольких местах и через прорехи теперь сверкала золотом лицевая пластина в которую был вделан протез правого глаза - главный элемент его персональной системы наведения. Искусственный глаз нервно подергивался в своем золотом гнезде, зрачок быстро перемещался справа налево и обратно, потом совершал круговое движение по часовой стрелке, затем против часовой, плавно покачивался вверх-вниз, на секунду замирал в симметричной позиции с левым натуральным глазом, а потом снова начинал метаться. Кесс прислушался и сразу уловил тихое повизгивание глазного шарнира - "вззик-вззик... вззик-вззик".

Теперь все сделалось понятным - вчера один красноголовый как-то сумел добежать до капонира на расстояние броска гранаты, и хотя получилось у него неважно - после броска все осколки ушли в молоко, но взрывная волна оторвала Кесса от пулемета и бросила его на стену, да так сильно ударила затылком о выступ железной балки, что он сразу потерял сознание и пришел в себя только тогда, когда на поле боя уже прибыли тяжелые труповозки и санитарные расчеты.

Вот откуда все эти проблемы с системой наведения, подумал Кесс. Да для этих золотых протезов и взрывной волны не нужно, они постоянно выходят из строя и просто так, на ровном месте. Дрянь, настоящая стопроцентная золотая дрянь. А ведь большинство ребят состоят из этой дряни уже больше, чем наполовину. Но протезы и импланты еще ладно, да ведь теперь это грязное золото суют буквально повсюду - в затворы, в стволы, в броню, а чего стоят золотые патроны и снаряды? А лафеты для лазерных распылителей залпового огня? Туда-то зачем совать эту дрянь? Неужели на оружейных заводах уже не осталось даже старого доброго чугуна? Хорошо еще, что у красноголовых творится то же самое, а иначе бы местный фронт давно треснул по всем швам, и это притом, что он уже и состоит из этих самых швов на все сто, нет, уже, пожалуй, на сто двадцать процентов, если считать боевые подразделения вместе с тыловыми службами.

Кесс кое-как раскурил набухшую тропической влагой сигарету и прошелся из угла в угол, разминая ноги. Как только бункер наполнился запахом табачного дыма, брезентовая тряпка на входе качнулась, и сержант увидел глупую круглую рожу рядового Беренца. Сержант уже давно подметил, что стоило только ему закурить сигарету, или надорвать пакетик нюхательного чаю, или вскрыть полевой паек, распечатать плитку шоколада, как рядом появлялся рядовой Беренц, он словно бы шел на запах дыма, нюхательного чая, еды и вообще - на любой звук разрываемой упаковки.

– Доброе утро, господин сержант!
– подобие слишком широкой улыбки сразу превратило круглую рожу Беренца в почти идеальное подобие тропической дыни.

– Нужно говорить "здравия желаю", Беренц, - буркнул Кесс, - ты уже второй год на фронте, а все никак не запомнишь.

– Здравия желаю, господин сержант!

– Молодец. Чего тебе?

– Господина сержанта Кесса требуют к его благородию капитану Оу в штаб батальона.

– Ясно. А где у нас сегодня штаб? В том бункере?

– Да, в том, который выжигали на прошлой неделе.

– Беренц?

– Я.

– Ты проверил уровень масла в распылительной установке?

– Так точно, господин сержант, - улыбка

Беренца сделалась еще шире, из-за чего его лицо поглупело окончательно. Казалось, еще не много и оно треснет или расползется по хорошо различимым хирургическим швам, поэтому на него теперь было больно смотреть.

"Черта с два, - с раздражением подумал Кесс, - черта с два ты что-нибудь проверял!"

Беренц был одним из худших его бойцов. Он был из тех окопных болванов на которых никогда нельзя было положиться. Никогда и ни в чем. Выгребную яму и ту доверить ему было нельзя, а не то, что целую распылительную лазерную установку залпового огня. Двадцать тысяч джоулей в минуту, это не шутка. Если не следить за такой машиной как следует никаких красноголовых не нужно. Рванет так, что не останется ничего живого в радиусе двухсот метров. Проверенный факт, такое уже случалось. А кроме того Беренц был настоящим, стопроцентным полевым трусом из тех, что повсюду суют эту дурацкую алюминиевую фольгу. Таких болванов на переднем крае становится все больше и больше с каждым новым пополнением. Они прокладывают этой фольгой буквально все - каски, кальсоны, кителя, бриджи, зимой - шинели, в сезон дождей - плащи. Надеются, что их спасет алюминиевая фольга. Верят в нее как в абсолютную панацею от вшей и почти неизбежной гибели. Болваны. А еще они вешают на свои шеи различные амулеты, обычно тяжелого золотого Маммонэ, реже золотую Афродизи, но никогда золотого Марза. Свирепого бога войны они боятся не меньше, чем прямого попадания боеприпаса СВЧ.

А еще таких вот болванов можно безошибочно распознать по протезам и имплантам. У храброго солдата все протезы и импланты всегда находятся спереди, а у таких, как этот Беренц - всегда сзади. Как правило, таким трусам очень скоро ставят золотые пластины на спину или ягодицы, изредка - на затылок. Марз труса метит. Вот и Беренц уже давно сверкает золотыми ягодицами через просветы в своих ветхих бриджах.

И масло в распылительной установке он точно не проверял.

– Беренц.

– Я.

– Как думаешь, зачем красноголовые устроили ночную лобовую атаку на наши позиции?

– Да кто же их знает, господин сержант?
– толстые губы Беренца опустились углами вниз.
– Может быть, перепились, а может им как раз накануне подвезли свежего чаю. Вы же знаете, господин сержант, какая кусачая холера этот их чай. Пойди теперь разберись - что на них вчера нашло. Что такое на них вчера накатило. А может, им просто жить надоело? Бывает такое, господин сержант?

– Бывает, Беренц.

– Вот оно с ними вчера и случилось.

– Долго вчера труповозки работали?

– Наши до третьего часу, а их почти до утра возились.

Это была правда, Кесс слышал сквозь полузабытье контузии рев моторов и лязг гусениц, которые не стихали всю ночь.

А потом наступило утро и под капонир залетела трупная муха.

– Что доложить, господин сержант?
– встрепенулся Беренц.
– Радист ждет.

– Доложи, что буду к девяти, - Кесс нахмурился.
– Нет, к десяти. Нужно проверить все наши боевые системы. И вот возьми сигарету. Она, правда, сырая, но ты как-нибудь ее растянешь. Что-что, а губы у тебя что надо, сильные.

– Благодарю, господин сержант.

***

Война между Северо-Западной Конфедерацией (СЗК, "синими", "синегубыми") и Юго-Восточной Коалицией (ЮВК, "красными", "красноголовыми") началась неожиданно, внезапно и сразу приняла ожесточенный характер.

Считалось, что формальным поводом для войны послужило непреодолимое различие в государственных идеологиях стран-зачинательниц военного конфликта, но на самом деле причиной был глобальный кризис, и это с самого начала было ясно всем, кроме, разве, самых последних глупцов с иссушенными истерической предвоенной пропагандой мозгами.