Прощание с Джоулем

Лапин Андрей

– Одно из двух - или свежая подвозка нюхательного чаю, или прямой приказ квадратных. Что, кстати, указывает на промежуточность этого конкретного бункера.

– Да-да, - закивал головой Оу. Красное пятно на его лбу проступало все отчетливее.

"Значит, все-таки чай, - автоматически отметил Кесс.
– Причем, свежайший".

В широком потреблении нюхательного чая не было ничего необычного, он все чаще заменял на фронте обезболивающие средства, которые полагалось пить, есть и колоть всем носителям имплантов и протезов, особенно сразу после очередной операции. Но с поставками обезболивающих всегда были проблемы, их подвозили только в самую последнюю очередь, а часто и вообще забывали об этих поставках на неделю, месяц или полгода, а практически

весь личный состав с обеих сторон был запротезирован и имплантирован чуть ли не на семьдесят процентов в среднем по фронту. Встретить натурального солдата сейчас было практически невозможно, они все еще встречались только в штабах, да и то - среди самых ловких и разворотистых штабных крыс.

Между воюющими армиями уже давно были налажены прочные чайные связи. Сейчас по специальному условному знаку можно было получить мешок чаю от другой стороны и часто не один, а целую партию - по обеим сторонам фронта уже давно не осталось равнодушных к чужой боли людей. Обычно их отправляли друг другу в специальных несгораемых мешках при помощи выстрела из крупнокалиберного армейского миномета или гаубицы старого образца. Эти древние стволы так теперь и называли - "чайной артиллерией". Поэтому красноголовые часто ходили с синими губами, а синегубые разгуливали по своим окопам с красными лбами. И это еще не считая обильной чайной контрабанды, которая расцвела в прифронтовой зоне пышным цветом чуть ли не сразу после начала конфликта.

Поэтому в красном лбу капитана Оу не было ничего удивительного. Кесс это отлично понимал. Он и сам частенько гулял с красным лбом, особенно после последней лицевой операции, которая оказалась не вполне удачной и очень болезненной.

– И ведь бункерный праздник еще толком не успели окончить, - продолжал Оу.
– Вот что обидно. Ну ладно, Маммонэ, Афродизи и Марз с ними.

– Маммонэ, Афродизи и Марз с ними, господин капитан.

– Я, собственно, вызвал вас вот по какому поводу, сержант, - Оу закинул ногу на ногу, сцепил натуральные пальцы в замок и положил их на подозрительно острое и узкое колено, которое сразу обозначилось под зеленым сукном бриджей.

Кесс понял, что под штаниной находится сустав золотого протеза и сразу пожалел капитана Оу. И еще он подумал тогда, что становится слишком чувствительным, и что это нехорошо.

– Как ваш лицевой протез?
– спросил Оу.
– Я имею в виду систему наведения и вообще.

– Система наведения барахлит, - сразу признался Кесс (а скрывать это и не было смысла).

– Вот у меня здесь рапорт от нашего артиллерийского наблюдателя, - Оу вынул из пачки других бумаг покрытый мелкими строчками убористого текста серый лист и издалека продемонстрировал его Кессу, - в котором черным по белому написано... сейчас, вот "сержант Кесс кинжальным огнем расстрелял большую группу солдат противника, которые двигались в его сторону с поднятыми руками". Это правда, сержант? Говорите прямо, не бойтесь. Вы действительно уничтожили сегодня ночью большую группу наших потенциальных военнопленных? И если да, то зачем?

– Этого не может быть...
– прошептал Кесс вмиг побелевшими губами.

И сразу подумал - а почему, собственно, не может? Система наведения у меня ни к черту, это ясно, да - ночной бой, да - дым, да - блики от выстрелов. Очень может быть, что и уничтожил. Очень.

– Я... я... я не мог. Уж во всяком случае - не хотел. А это точно был я?

Оу кивнул.

– Будь проклята эта война!
– с чувством воскликнул Кесс.

– Будь она проклята.

– И много я уничтожил?

– Около тридцати человек, - сказал Оу, - так написано в рапорте нашего наблюдателя. Только поймите меня правильно, Май, лично вас я ни в чем не виню, потому, что знаю по себе, какая дрянь все это протезное золото.

Оу неуклюже выбрался из-за стола и поддернул штанины. Кесс увидел два толстых золотых стержня, которые слабо блеснули в лучах тусклой лампочки.

– Это вы очень хорошо сказали про дрянь, господин капитан, - с чувством произнес Кесс.
– Это

вы очень хорошо и правильно сказали. Во всем виновато это проклятое золото, этот презренный грязный металл. И ведь его суют уже не только в наши протезы, но и в оружие, и в боеприпасы! Вы только подумайте - в оружие и боеприпасы! Золотые затворы на орудиях плавятся после четвертого или пятого выстрела, стволы деформируются, золотые снаряды заклинивает уже на входе в канал, а затем они взрываются и выводят из строя наши боевые расчеты! А золотая броня наших танков? После попадания кумулятивного снаряда внутри надуваются раскаленные золотые пузыри и наши танкисты мгновенно превращаются в золотые статуи. Вы когда-нибудь видели эти статуи, капитан? А я видел. Это ужасное зрелище. Особенно рты, они словно бы навсегда застывают в немом крике о помощи. О помощи, которая уже не придет никогда. Если... если... я убил этих несчастных, то у меня остается только один выход - пустить пулю в свой лоб. Говенную золотую пулю, и я сделаю это прямо сейчас!

Кесс начал быстро расстегивать кобуру, но Оу неуклюже проковылял к нему и придержал руку сержанта.

– Успокойтесь, дружище, успокойтесь, сегодня утром получено донесение с той стороны. Они все целы, вы никому не попали в голову, их уже протезируют.

– Слава Маммонэ, Афродизи и Марзу, - прошептал Кесс, убирая руку от рукоятки пистолета. Он быстро вытер выступивший на натуральной части лица пот и с облегчением вздохнул.

– Слава священной триаде, - Оу вернулся за стол и тяжело опустился на обгоревший стул.

В помещении установилась полная тишина, нарушаемая только повизгиванием глазного импланта Кесса, который быстро подергивался в своем золотом гнезде, метался там из стороны в сторону, описывал круги и зигзаги, словно бы выискивая цель для выстрела - "вззик-вззик... вззик-вззик".

– Я все время думаю о том, - прервал тишину Кесс, - как все мы дошли до такой жизни? Эта мысль не дает мне спать, есть, курить, нюхать чай. Она сводит меня с ума...

– И вы не одиноки с этими мыслями, поверьте, - Оу разорвал пакетик нюхательного чая и быстро приложился к нему ноздрями.
– Я тоже думаю об этом почти постоянно. Особенно, когда мои ноги начинают болеть слишком сильно. Представьте - их уже давно нет, а они продолжают болеть. Если бы не этот чай...

– У меня то же самое. Но что вам приходит на ум? То есть я понимаю - спекулятивный кризис, провал золота, взлет титана. Все это не могло пройти просто так, и эта проклятая война была неизбежна, но все-таки. Все-таки...

– Знаете, - оживился Оу.
– У меня был один приятель, тоже капитан. Его уже нет, погиб в прошлую зимнюю кампанию. Так вот он всю свою жизнь пытался обосновать и доказать одну интересную теорию. И, нужно отметить тот факт, что он достиг на этом пути замечательных результатов. Я хочу сказать, что его теория часто казалась мне почти безупречной, практически идеальной. Во всяком случае, она объясняла многие вещи намного лучше наших самых выдающихся пропагандистов. Поверьте, никакой Лизм-Низм даже и рядом не стоял с этой теорией.

– Интересно было бы послушать.

– Мой погибший товарищ считал, что нашу планету до войны контролировала высокоразвитая инопланетная цивилизация, для которой золото было критически важным материалом. Поэтому оно так ценилось на протяжении веков и аккуратно выметалось из нашей экономики специальной бумажной метелочкой. Вы следите за моей мыслью?

– Да.

– Так вот. В сущности, весь смысл существования нашей прежней цивилизации заключался в добыче золота для высокоразвитых инопланетян. А потом сюда прибыла другая, еще более развитая цивилизация, для которой критически важным материалом является титан. На золото эти инопланетяне плевать хотели, оно не имеет для них никакой ценности, в их глазах (если они у них есть) это просто мусор, шлак. Титановая цивилизация быстро победила золотую цивилизацию и после этого наш мир перевернулся. Теперь он сходит с ума по титану, который выметается из экономики новой метелочкой - килокалорийной. Вот и вся теория.