Прощание с первой красавицей

Бош Диана Борисовна

Я почувствовала, как неприятно засосало под ложечкой: кукла, и без того разительно похожая на Сусанну, теперь стала просто ее копией.

В комнате появилась Ада и вздрогнула. Мне в какой-то степени даже стало легче от сознания того, что не одной мне плохо. Вошедший следом за женой Агент только утвердил меня в этой мысли.

— Ох ты господи… — выдохнул он, крестясь. — Кто ж такое придумал, чтоб бессловесная чурка была так на живого человека похожа?

Ада повернула залитое слезами лицо ко мне.

— Правда

кажется, будто сама Сусанна тут сидит? — жалобно спросила она.

Я молча кивнула.

— Потому что ее дух сейчас здесь и просит отмщенья! — патетически воскликнула Ада, показывая перстом куда-то вверх. Слезы градом лились у нее из глаз. Затем она трясущимися руками достала из пачки сигарету, бережно вложила ее в пальцы манекена и горестно прошептала:

— На, подруга, покури в последний раз.

— Здравствуйте… — В дверях показалась Светлана. Худенькое личико ее еще больше вытянулось и заострилось, голосок дрожал, а маленькое платьице подчеркивало детскую недоразвитость форм.

Мне почудилось — девочка недавно плакала, что вызвало у меня почти материнскую жалость. В этот момент Очаровашка повернулась в сторону манекена, изображавшего Сусанну, мертвенно побледнела и тоненькими пальцами вцепилась в стенку.

— Мама! — пискнула она и стала оседать на пол.

Возникший рядом Ковалев поддержал ее, чтобы она не упала, и промурлыкал себе под нос: «Сердце красавицы склонно к измене…» Потом сказал:

— Светочка, возьми конфетку. Мы что, плакали, да?

Светлана с такой поспешностью отрицательно замотала головой, что сомнений не оставалось: рыдала она долго и много.

— Не хочу сладкого.

— Бери, раз дают! — Ковалев сунул ей в руку конфету и, обхватив за талию, поволок к стулу, стоявшему рядом с креслом, где расположился манекен, изображающий Сусанну.

— Нет! — истерически взвизгнула девушка и побледнела еще больше. — Я здесь не сяду!

— Почему? — удивился Ковалев.

— Оставь ребенка в покое, пусть садится, где хочет, — пришла ей на помощь Серафима.

Ковалев обернулся и, увидев нас, сделал круглые глаза, изображая крайнюю степень удивления.

— Ба, девочки! Да так рядочком, тесненько! Небось сплетничаете? Все о своей горькой доле?

— Нет, о твоей, — честно ответила я.

— Брось, красотка, у меня все пучком! — уверенно заявил Ковалев, присаживаясь к столу. — Вот только выпить нечего. А хочется.

Не знаю, считал ли он себя баловнем судьбы, но просунувшуюся в дверь руку с бутылкой «Абсолюта» воспринял как вполне заслуженный реверанс фортуны.

— А вот и водочка!

Ковалев схватил бутылку, и глаза его заблестели от удовольствия. Серафима брезгливо отвернулась.

Рука, протянувшая бутылку, как выяснилось сразу же, принадлежала Яковлеву. Бинты с его лица и головы уже сняли,

ссадины почти зажили, оставив только небольшие следы.

— Добрый день, дамы и господа. Если он, конечно, добрый, — уныло добавил Игорь Семенович и вздохнул.

— Наливай! — Ковалев придвинул к нему свою рюмку. — В рамках следственного эксперимента мы не только имеем право, а просто обязаны делать все, как в тот день.

Яковлев разлил водку в несколько рюмок, стоявших на столе, затем низко склонился к сидящей молча Вике и, тронув ее за плечо, предложил:

— Душа моя, присоединяйся.

Андриенко подняла на него измученные бессонницей глаза, молча взяла рюмку и залпом выпила.

Последней прибежала Любимцева, почему-то радостно возбужденная, благоухающая конфетно-карамельной туалетной водой и в своем любимом сочетании черного с розовым. Только в волосах у нее, видимо, в связи с моментом, на сей раз был черный бант, а не какие-нибудь легкомысленные розовые цветы.

Влетев в квартиру, Людмила Анатольевна первым делом остановила Ефимова и, загородив ему дорогу, затараторила:

— Скажите, господин капитан, а чай мне пить на следственном эксперименте придется?

— Какой чай? — не понял Ефимов.

— Ну, как же, — терпеливо объясняла Любимцева, — в тот раз я подошла к зеркалу, взяла чашечку с чаем, отхлебнула…

— Нет! — рявкнул Ефимов. — Никакого чая! И чтоб никто ничего не пил и не ел! О, вы что тут распитие спиртных напитков устроили? Прекратить!

— Ой-ой, какой грозный, — сделала испуганные глаза Ковалева, — просто генерал на плацу. Конечно, если все надолго не затянется, то можно и потерпеть, а если как в тот раз — за полночь?

И Серафима очаровательно улыбнулась.

Ефимов поперхнулся и замолчал. Молчала и Сима, глядя на него и продолжая улыбаться. Между ними, казалось, протянулась невидимая нить, и все, кто присутствовал при этом, невольно почувствовали себя лишними. Пауза затягивалась. Наконец Агент, не выдержав, смущенно кашлянул.

— Как тебе не стыдно заигрывать! — очнулся Ковалев и толкнул Серафиму локтем.

Та не отреагировала, продолжая смотреть на капитана.

— Я тебе говорю! — прошипел Ковалев. — Прекрати пялиться на чужого мужчину!

— Что, я не расслышала? — изумленно повернулась к нему Серафима. — Ты мне? И кто это говорит, великий моралист-бессребреник?

Ефимов закашлялся и покраснел.

— Ну что, товарищ капитан, все собрались? Может, пора начинать? — спросил участковый, заглядывая в дверь.

— Да-да, конечно, Валентин Валентинович, начинаем, — согласно закивал Ефимов. — Итак, сейчас состоится следственный эксперимент. Все напрягают свои извилины и занимают те места, где они находились перед тем, как услышали о смерти Василия Смирнова.