Проснуться ото сна

Maiyonaka

Приложив палец к губам, показывая, чтобы я не выдавал нас лишними расспросами, граф сместился левее на метров десять. Я последовал его примеру, ощущая себя охотником в засаде, что оказалось почти чистой правдой. От этого понимания кровь начинала бурлить, подстегивая двигаться вперед.

Внезапно граф встал, отряхнулся и как ни в чем не бывало пошел вперед. Я оказался сбит с толку, не понимая, для чего были проделаны эти манипуляции. Оказавшись почти у самых деревьев, мы словно чего-то ждали.

И вдруг навстречу нам из-за деревьев

вышла девушка. Я раскрыл рот от увиденного, настолько красивых просто не бывает: гладкая кожа, длинные ресницы, по плечам косы цвета ржи, фигуру «песочные часы» скрывало простое длинное платье, венок из подвявших васильков и ромашек украшал голову, в руках те же полевые цветы. Идет и бормочет себе что-то под нос, словно молится.

Я опешил. Жил я в этих местах уже давно, но такой красавицы не встречал. Не верилось даже, что это реальность, а не игра собственного воображения.

Девушка заметила нас не сразу. Рассматривая цветы, она, наконец, подняла глаза и, вздрогнув, замедлила шаг. Я даже с такого расстояния услышал долетевшие до нас обрывки молитвы.

Как она оказалась в столь позднее время в лесу, для меня было загадкой. Рассмотрев нас получше: нашу одежду и лица, девушка натянуто улыбнулась, узнав графа Экшелена. Это узнавание читалось на ее лице легким недоумением: почему граф здесь, да еще и пешком?

Поравнявшись с нами и немного осмелев, она произнесла:

— Добрый вечер граф. — И в нерешительности, не зная, что делать дальше: то ли идти, то ли остановиться и ждать пока первым уйдет граф, она замерла, как грациозная лань.

— Здравствуй, дитя мое, что так поздно ты делаешь в лесу?

— Я шла из соседней деревни и немного заблудилась.

Я услышал легкую стайку ее мыслей, словно взлетели белые лебеди: «сама не понимаю, как такое могло произойти, я же ходила этой дорогой много раз. Хорошо хоть нашла выход и не осталась в этом темном лесу на ночь».

Я почувствовал ее непонимание от произошедшего, ее легкий страх, осязаемой дымкой все еще следовавший за ней, будто бы шелковый платок, развивающийся шлейфом по ветру.

Она посмотрела на меня, и легкая дрожь пробежала по моему телу от самой макушки до пят. Такой искренний и открытый взгляд.

— Не стоит ходить одной, в этих лесах бродят не только голодные звери, — граф широко улыбнулся, и в этой улыбке что-то напугало прекрасное создание.

— Я лучше пойду, дома уже заждались. — Не теряя больше времени и чуть ли не переходя на бег, она поспешила в сторону деревни.

Я тут же повернулся к графу:

— Что ты сделал? — ветер дул в сторону леса и наш разговор для удаляющейся девушки слышен не был.

— Это твой первый урок или опыт, называй как хочешь. Голод вскоре возьмет свое, — терпеливо ответил граф.

Я не шелохнулся. Смысл того, что придется сделать, парализовал меня.

— Нет, я не стану, — я воззрился на графа с немым призывом, но тот был не преклонен. — Ты же видел

ее, она само совершенство! — взмолился я, — У меня должен быть какой-то выбор.

Мысли вновь вернулись к тому крестьянину, которого притащил ко мне в подвал граф прошлой ночью.

— Он мертв. Если ты найдешь человека, который будет тебе давать кровь добровольно, хотя бы иногда, и не разгласит твою тайну… — он сделал многозначительную паузу, — а пока что придется довольствоваться тем, что есть.

— Каждый человек будет умирать? — В моих глазах читался ужас и где-то внутри начинал зарождаться гнев.

— Нет, конечно они не умирают, но в целях самосохранения и для того чтобы не раскрыть тайну нашего существования, не стоит их отпускать, — ответил граф с насмешливым раздражением.

— Но люди и так знают о вампирах!

— Просто некто с такими же рассуждениями, как у тебя, не смог скрыть наши тайны. Таких вампиров не оставляют в живых, если им не удастся все исправить. А разглашенную информацию превращают в легенды, — терпеливо пояснил он.

— А если сделать так, чтоб человек просто не помнил ничего?

— Ударить его по голове? — Он надсмехался над моим невежеством. — Хотя ты скорее не об этом. Поясню. Любое внушение временно и рано или поздно потеряет свою силу. Так сказать, все имеет свой срок, лишь смерть бессрочна. — Граф говорил не спеша, упиваясь своим превосходством. — Даже красота той девушки, лишь твой самообман. Ты видел перед уходом графиню, разве она была столь же прекрасна? — Убедившись, что я внимательно слушаю, хоть и готов кричать во весь голос от негодования, продолжил: — Первые впечатления самые сильные. Привыкая, ты не станешь обращать внимания на зрение, слух, новое восприятие мира, ты будешь принимать их как данность.

— Что-то не сходится.

— В доме я сдерживал твои чувства, держа их под своим контролем и оставляя лишь малую их часть. Но сейчас постепенно я возвращаю таланты, дарованные тебе. Впереди еще длинная жизнь, за которую ты научишься делать все, что пожелаешь, и осуществишь то, о чем мог лишь мечтать. Ты станешь воспринимать все в мире как должное. Согласись, то, что восхищало тебя в детстве не вызывает уже тех чувств, так будет и сейчас. — Неожиданно его голос обрел небывалую силу и мощь. — Иди, она твоя первая жертва.

От графа веяло холодом, как от каменной статуи. Его безразличие к живому пугало меня.

— Нет. Так нельзя, я не смогу каждый день убивать.

Граф усмехнулся, губы неприятно искривились, глаза вдруг блеснули в свете звезд:

— Когда научишься самоконтролю, есть каждый день станет не обязательно, а сейчас ты, как оголодавший детеныш, не сможешь удержаться, как только я сниму ограничение. Потом, ты станешь питаться раз в два, а иногда и в три дня. Но это будет позже. — Голос его стал очень спокоен, голова слегка склонилась на бок, глаза прищурились, словно он к чему-то готовился.