Простая история
Шрифт:
Они стараются не смотреть друг на друга.
— Здравствуйте, — шепчет она осипшим голосом.
— Здравствуйте, мисс Грин, — отвечает Джозеф, как ему кажется, бодро. На деле выходит хрипло и без половины гласных.
Она слегка изгибает бровь и осторожно косится в его сторону, проверить свои предположения. Встретив ее взгляд, ему хочется спросить: и что? Тебе одной можно накидываться в слюни, зная, что завтра на работу?
Но он не пил. Это бы его оправдало. Он творил дичь на трезвую голову, недосып, проблемы с матерью, усталость и енот тут ни при чем. Хуже всего, что в отличие от Иви-Рейчел, Джозеф знал, с кем переписывался
Вещи, впрочем, были чуточку невиннее тех картин, что он рисовал в своем воображении. Они выпрыгивают, как черт из табакерки, и оживают сейчас, ведь соблюдено единство времени и места действия. Все участники присутствуют. Можно начинать спектакль. До того была лишь репетиция, читка накануне премьеры.
Пока Джозеф расписывал Иви-Рейчел какую-то чушь про кожаные перчатки, цепи и кнуты в лучших традициях второсортного эротического чтива, он представлял себе именно офис. Как уложил бы ее на стол, раздел и прошелся ремнем по упругой заднице. А после безжалостно отымел, требуя снова и снова повторять, что Грин была ужасно плохой девочкой и заслуживает самого строгого наказания. Он, наверное, с подростковых лет так самозабвенно не дрочил, как когда думал об этом. И боже, зачем вспоминать все это сейчас?
Он нервно трет пальцами глаза и торопится скрыться в своем кабинете, пока предательски вставший член не сделает ситуацию еще более неловкой, чем она есть. Он чувствует спиной взгляд Грин. Хорошо, что она не умеет воспламенять взглядом. Вряд ли она думает о чем-то хорошем. Джозеф прекрасно понимает, как странно себя ведет и как это выглядит со стороны.
Он пытается отвлечься на работу, но вместо этого гоняет одни и те же мысли по кругу. Он игнорирует телефон и после очередного уведомления сердито швыряет его в верхний ящик стола.
С этим пора завязывать. Нужно рассказать ей правду, чтобы у нее больше не было повода ему писать, зато возникло желание снова плеснуть ему кофе в лицо. Лучше не кофе, а кислоту. Джозеф вполне этого заслуживает, как ему кажется.
— Ну что еще? — рычит он, заслышав стук в дверь. И надо же было явиться именно ей — той, о ком он всеми силами старается не думать. Сил, как выяснилось, у него не так уж и много. После всего это попросту невозможно.
— Мне нужно с вами поговорить, — решительно заявляет она. Вопреки тому, как твердо звучит ее голос, она неуверенно топчется у входа в кабинет, уже изнутри.
Робость — совсем не в ее духе. И сейчас это все правда до боли напоминает сценку из порнухи про босса и секретаршу. Лучше бы Грин продолжала таскаться на работу в мешковатых толстовках, джинсах и пижамных штанах. Ее юбка вполне целомудренной длины, каблуки у туфель совсем невысокие, но все эти детали суммарно делают ее слишком соблазнительной. А сквозь ткань белой рубашки просвечивают соски.
Боже, за что, — мысленно стонет Джозеф.
— Я слушаю, — выплевывает он. Он украдкой размышляет, уместно ли швырнуть в нее каким-нибудь подручным предметом, чтобы вынудить побыстрее уйти.
— Мне жаль, — лаконично говорит она.
Он нервно барабанит пальцами по столу и понимает, что так усердствовал этой ночью, представляя, как нагибает ее во всех возможных позах, что теперь слегка побаливает рука. Дожили.
— Я раскаиваюсь из-за того, что сделала, — продолжает Иви Грин, потупив взгляд, как скромная воспитанница католического пансиона, —
— На колени, — говорит Джозеф, хотя планировал только подумать. Недосып играет с ним злую шутку, и эти идиотские слова вырываются сами собой. Ему по-прежнему очень хочется спать, но последние несколько часов он старался безвылазно сидеть в кабинете, избегая столкнуться с Грин, и не мог раздобыть еще одну порцию кофе. Утренняя ударная доза давно перестала действовать. Мысли путаются.
Реальность и грязные фантазии сливаются воедино. В этой фантазии она тоже пришла извиняться, а он заставил ее вымаливать прощение ртом. Но не словами.
Это катастрофа — признает Джозеф. У него только один выход — попытаться свести все в шутку. Он сцепляет руки на столе и всеми силами изображает того самого говнюка-доминатора, которым Грин его почему-то считает. Это помогает ему взбодриться. Но сложно не расхохотаться от абсурдности ситуации.
— Ты думала, что тебе все сойдет с рук? — понизив голос, спрашивает он, — тебе придется загладить свою вину.
— Чего-о-о? — на месте скромной монашки мгновенно появляется взбешенная фурия.
— Ты была плохой девочкой, тебе нужно преподать урок, — кажется, Джозеф слишком увлекся. Грин в один прыжок преодолевает расстояние до стола и замахивается туфлей. Ее ноздри раздуваются от гнева, а подведенные черным глаза готовы вылезти из орбит. Она похожа… похожа на того самого енота!
Надо позвать Харриса, отстраненно думает Джозеф, и сказать ему, что здесь еще одно дикое животное, за которым можно побегать с ружьем. Или позвонить бывшей однокласснице, экс-подружке, ведь она могла бы получить прибавку к жалованию. У Грин, без сомнения, бешенство.
— Послушай ты, ублюдок, — шипит она, брызгая слюной на стол, — я не позволю так с собой обращаться! Я… я…
— Да, господи! — перебивает Джозеф, — угомонись ты уже. Это просто шутка. Шутка, ясно тебе?
И он говорит вещи, которых говорить точно не стоило. Куда хуже, чем случайно вырвавшийся приказ встать на колени.
— Ты же сама дала мне повод, — в голосе проскальзывает беспомощная, почти детская обида, — ты по какой-то причине считаешь меня беспринципным козлом, который так обращается с подчиненными. Но не со всеми, а исключительно с тобой. Скажи, почему? Не потому ли, что ты постоянно выдумываешь какую-то херню, демонизируешь меня, творишь херню, а потом сама взрываешься? Другой на моем месте давно бы вышвырнул тебя вон и не стал терпеть твои беды с башкой. Но ты хорошо делаешь свою работу, мать ценила тебя, потому я не имею права уволить тебя только потому, что мы не сошлись характерами.
— Ах, беды с башкой, — из всего сказанного Грин почему-то вычленяет именно это, — у меня беды с башкой? Да ты на себя…
— Хватит, — обрывает Джозеф, — ты забыла, с кем разговариваешь? Я, на минуточку, твой начальник.
— Да срала я на это с высокой колокольни! — кричит она, и, без сомнения, теперь в курсе их ссоры и все остальные коллеги, — можешь меня уволить, я разрешаю.
— Разрешаешь.
Он все-таки смеется, но это нервный смех, совершенно безрадостный. Абсурдность ситуации побила все рекорды. Джозеф уверен, даже порка не поможет этой чокнутой решить ее проблемы с дисциплиной. Тут нужен экзорцист. Быть может, ревностная католичка Шейла знает, к кому обратиться с этой проблемой.