Прости за любовь
Шрифт:
— Ну не погиб же. Значит, пока ещё зачем-то здесь нужен.
— Конечно нужен. Своим родителям, семье, друзьям.
— Ага, всем, кроме неё, — усмехаюсь. Не получается удержаться от ядовитого комментария. — Хотя разве было когда-то иначе? Как там говорят? Один любит, второй позволяет?
Слышу, как подходит. Боковым зрением вижу, что становится у стены.
— Мне кажется, у неё тоже были к тебе чувства.
— А мне кажется, ты опять её защищаешь, — стискиваю челюсти до хруста.
—
— Она говорила с тобой обо мне? — в лоб спрашиваю.
— О чём конкретно речь? — хмурится.
— О её чувствах. Хотя бы раз она признавалась тебе в том, что испытывает ко мне нечто больше, чем дружескую привязанность? Честно отвечай! — чеканю жёстко.
— Нет.
— Что и требовалось доказать, — киваю, сглатывая колючий ком, вставший в глотке.
— Делиться своими переживаниями с посторонними — не про Джугели.
— С посторонними? Ты была её подругой.
— Мы были близки ровно настолько, насколько она позволяла.
— Ну да.
— Напомню тебе о том, что там совершенно другой менталитет и воспитание. Сплошные запреты. Отец-тиран. Жених ещё этот.
— Я со всеми был готов бороться. Придумал план. Предлагал ей сбежать, — вскрываю карты, как есть. — Уехать. Пожениться.
— Вам ведь всего восемнадцать… — качает головой.
— И что? Причём тут возраст?
— Ты говоришь про очень серьёзный шаг.
— Когда люди любят друг друга, они готовы его сделать. Разве нет?
— Не всегда. Есть ведь разного рода обстоятельства…
— Это всё отговорки, Илон! — раздражённо цокаю языком. — Давай честно. Будь ты на её месте, как поступила бы?
Меняется в лице.
Выжидающе терзаю её взглядом, требующим ответа.
— Глупый вопрос, Марсель. Я не на её месте, — отрезает сухо и атмосфера между нами как-то накаляется.
— Извини. И правда ерунду ляпнул. Да неважно уже всё это в общем-то, — отворачиваюсь к окну. Тянусь, снимаю спелый абрикос с ветки и протягиваю ей. — В гробу я видал эти задушевные беседы. Пошли досматривать фильм.
На неделе ко мне в больницу заглядывают обиженные пацаны.
Так уж водится, если между нами есть какие-то непонятки, мы их стараемся в скором времени разрулить, чтобы не обострять.
— Офигенская песня, — слышу голос Паши за спиной и, нахмурившись, перестаю играть.
— Новая? Мне зашла. Как-то по-другому звучит, не в нашем стиле, но зачётно.
Кладу гитару на постель.
— Зайти-то можно или хренова царевна опять не в настроении? — интересуется Ромасенко с порога, облокотившись о стену.
— Здорово.
— Здоровее видали, — возвращает он мне мою же реплику.
Усмехаюсь.
Пять баллов.
В моём случае прям рабочий
— Мы тут подумали и решили простить тебе твоё скотское поведение, — снисходительно продолжает Макс.
— Ага. Пришли навестить тебя, Абрамыч, — подключается Горький. — Филатова пирожков напекла, — ставит передо мной пакет. — Наказала передать. В целости и сохранности. Но по дороге… С этим возникли небольшие проблемы.
— Половину мы вычли в счёт твоего косяка, — деловито сообщает Ромасенко. — Скажи спасибо, что ваще донесли.
— Спасибо, — раскрываю пакет.
— Не благодарите. Жрите молча.
— Чё как дела вообще? — Паша забирает с тумбы апельсин.
Видеть уже не могу этот источник витамина С. До тошноты.
— Да какие дела… Осточертело торчать в четырёх стенах, — признаюсь, вгрызаясь зубами в мягкое тесто.
— Лафа же. Сиди себе в комп рубись, видосы смотри, дрыхни, желудок набивай. Вон у тебя тут всё, что хочешь, — лезет в матушкины кастрюли. — О, котлетосы. Меня ждали, по ходу, — закидывает одну в рот практически целиком.
— Есть хорошие новости, бро. Мы видели щас твоего батю, — Горький переворачивает стул спинкой вперёд и садится. — Он с Айболитом перетирает возможность твоей выписки.
Аж жевать перестаю.
— Пытается договориться о том, чтобы тебя разрешили забрать домой.
— Наконец-то!
Я уж было думал, что этот день никогда не наступит.
— Только это… Ты типа не в курсе. Да и вообще, пока особо не радуйся. Вдруг не срастётся.
— Срастётся. Ян Игорич порешает, — уверенно заявляет Ромас, отправляя очередную котлету в желудок.
— Дэн заходил вчера?
— Да.
Друг-самбист уезжает сегодня на сборы в Дагестан. Там же будут проходить соревнования.
— Будем болеть за нашего Рембо.
— А с универом что?
— Сочинский государственный университет. Факультет физкультуры и спорта.
Круто чё.
— Филя тоже туда поступила, прикинь?
— Куда? На физкультуру? — скептически выгибаю бровь.
Наша грудастая староста и спорт — так себе тандем. Для неё физкультура была самым сложным предметом в школе.
— Да не, ты чё, — хохотнув, качает головой Паша. — Она у нас будущий педагог.
— Во дура, — Макс, вздыхая, изображает мэм рука-лицо.
— Это Филатова. Чё вы от неё ожидали?
— Она же ЕГЭ сдала на девяносто и выше. Я думал, в Москву поступать поедет, — пожимаю плечом.
— Да ты чё, какая Москва? Бабка-фюрер её в Сочи еле отпустила.
— Боится, что Аполинарию испортит студенческая жизнь.
— Как бы наш Рембо её в этом самом универе не испортил, — скалится Ромасенко. — У них там явно чё-то произошло в ночь на выпускной.