Просто друзья

Белова Дарья

Едем молча и неспешно, отчего-то не хочется превышать отметку даже в сорок. Может быть позже я этот момент положу в копилку своих воспоминаний.

— Как Мила?

— Хорошо.

— Как вообще у вас дела?

— А что ты хочешь услышать? Особенно после того, как нас обоих поставили в такое положение, когда нет никакого выбора.

— Хм… с чего ты взяла, что именно обоих?

— А разве нет? Кто в своем уме согласится выйти замуж в девятнадцать лет? Да еще и за неуправляемого мажора Глеба Навицкого? Именно таким ты меня видишь,

да, папа?

— Интересно, я думал…

— Что?

— Да так, ничего… Значит, у вас в семье тоже все хорошо?

— Да, все просто замечательно.

— Глеб? — я отрываюсь от дороги на секунду, чтобы взглянуть на отца. Голос его стал мягче. Как у папы, что общается с единственным сыном. — Мне правда интересно, как у вас дела с Милой.

Я знал, что отец относился к дочери своего друга по-особенному. Разговаривал с ней по-другому, смотрел по-другому. И это не отношение взрослого мужчины к молодой женщине. Так бы общались отец и дочь, мне это таким образом виделось.

— У нас правда все хорошо, — заканчиваю я. — Мы… дружим, она стала мне близким человеком.

— То есть любви никакой нет?

— Любви? А она вообще есть? В этом мире? Вот ты же вроде маму любил, а что в итоге? — злюсь, начинаю превышать скорость, но вовремя вспоминаю, что мы не на трассе. Здесь, в городе, нельзя выплескивать свою злость и боль.

Сбрасываю скорость и торможу. Мы подъехали к ресторану. Выхожу первым и сразу направляюсь к входной двери. Отец идет следом, но на вопрос мой не отвечает. Хочется кричать и ругаться, чтобы ответил уже. Толкнуть в плечо. Почему он идет так, будто король всего и всех? Повелитель судеб.

За столиком садимся напротив. Сверлю его взглядом. Гнев в крови, она закипает от моего напряжения. Отец напротив — спокоен. Как и всегда. Пока я открыто не конфликтовал, пытался держать себя в руках, так он себя и вел, но стоило мне выйти за границы, то мы превращались в двух врагов, что делят территорию.

— Может, все-таки ответишь? — не выдерживаю. Я держу себя в руках и не даю гневу вылиться наружу, словно помои. Хотя хочется, но уже не вижу смысла.

— Глеб, — цепляет меня на крючок своего взгляда, — я твою мать любил и буду любить. Всегда.

— Боже, какая самоотдача. А что ты мне говорил, когда шантажом вынудил жениться на Апраксиной? Подожди, дай вспомнить… — щелкаю пальцами, отец откинулся на стул и наблюдает за моими жалкими попытками сыграть того Глеба, что был несколько месяцев назад. — Вспомнил. Заберу все до последней шмотки, что купила на мои деньги. Пущу в одних трусах, если я откажусь от свадьбы. А? — смотрю в упор.

Смех разрезает пространство. Дважды за день. Идем на рекорд.

— Сын, ты умный парень, талантливый, но … дурак.

— Не понял.

— Я бы никогда так не поступил с Наташей. Даже если бы наши пути действительно разошлись, — он отрезает небольшой кусок стейка с кровью — любимое его блюдо — и отправляет в рот. Я же говорил, что отец хищник, каких поискать?

— Это все

было игрой, — мысль не новая в моей голове, но почему-то я не дал ей ход. Затормозил, не перейдя даже на вторую скорость.

— Не совсем игрой, но да, Глеб. Мне нужно было, чтобы ты принял предложение о свадьбе. Любой ценой.

— Зачем? Ты можешь хоть сейчас не юлить, а сказать мне правду. Вот как она есть. Прошу, — мольба в голосе, моем.

Отец не переводит взгляд со своей тарелки, уставился, будто напротив него никого нет. Он один сидит за столом и полностью увлечен своим обедом. А мне снова обидно. Что опять лишний. И ответов так и не слышу.

— Не могу, представляешь? Не могу тебе сказать. Это не столько моя тайна, сколько… Просто не могу, Глеб. Возможно, придет время, и ты все узнаешь.

— Да бред какой-то. Кому это кроме тебя было нужно?

Моя очередь откинуться на стул. Еда уже не кажется такой аппетитной, а от аромата баранины начинает тошнить.

— Мне нравится, что ты взялся за голову, Глеб. Правда. Но вижу, что это не то, что ты ищешь. Ты не этим хочешь заниматься…

— Не знаю, отец. Я что-то уже ничего не знаю, — в этот момент я понимаю, насколько устал. Это бешеная гонка не только на трассе, а вообще в жизни. Все события сменяются другими так быстро и с такой скоростью, что не поспеваю за ними. Сейчас мое желание нажать кнопку стоп и зависнуть.

— А гонки?

— Гонки… Да, они мне всегда нравились.

— Помню, после твоего первого концерта с теми парнями из гаража ты с таким восхищением рассказывал о своих впечатлениях. Желал стать известным рок-музыкантом.

— Откуда ты знаешь?

— Так мама же снимала видео. Ты не помнишь?

— Я то помню. Но не думал, что помнишь ты.

— Да ты что? Ты правда классно играл. Только сейчас уже подзабыл, кого вы там перепевали?

— Green day?

— Да, точно, — неужели отец помнит о такой мелочи?

— Потом, правда, вы что-то быстро потеряли интерес. Ты тогда заболел сильно, пришлось отложить поездку в Англию. Пол-Москвы в тот вечер изъездил в поисках каких-то лекарств, чтобы ты быстрей встал на ноги.

— Не помню.

— Ты очень сильно заболел, Глеб. Мы с мамой не на шутку испугались.

— Ты так говоришь участливо, еще немного и слезу пущу.

Отец только ухмыльнулся. Потом вспоминает конфеты, что давал мне в школу, тайком от мамы. Та категорически не признавала карамель, считала ее убийцами зубной эмали. Видео с выпускного отец смотрел несколько раз подряд. В тот день в офис пришла налоговая проверка по липовой наводке конкурентов. Отца чуть не закрыли, а я даже не знал ничего об этом. От меня все скрывали, только помню, что у мамы глаза были все красные и опухшие. Она все сваливала на неожиданно проснувшуюся аллергию. Наивный парень Глеб верил. На Рождество отец достал последний билет в Москву, хотел встретить сам, но у него случился микроинфаркт. А мне снова сообщили о вечной занятости отца.