Просто друзья
Шрифт:
Соня позволяет мне обнять себя. Она положила голову мне на плечо и плачет.
— Я всегда хотела с тобой дружить, Мила.
— Что? Ты?
— Тогда на вступительных экзаменах я сидела рядом с Зойкой, в углу, но почему-то ты заметила ее, а не меня. Я слышала ваши разговоры, ваше знакомство. И так хотелось, чтобы вы обратили внимание на меня. Ведь я тоже была рядом, все слышала. Но нет, меня будто не существовало.
— Я этого не помню.
— Да, в первый учебный день было так же. Две подружки: Зойка и Мила. С первой минуты начали общаться, а я … На меня никто не обратил внимание. А мне
— Почему ты ни разу к нам не подошла? Сама не познакомилась?
— Я просто боялась, Мила, что буду лишней и ненужной вам.
— Дурочка, — первый смешок, такой неловкий, но он будто первый шаг на новой тропке. — Прости меня, Соня.
Сонина голова с темными волосами, практически такого же цвета, что и мои, лежала у меня на плече. Слез уже не было, просто прерывистое дыхание, чуть надрывное, но оно говорит, что самое сложное позади. Маленькой ладошкой она вытирает слезы.
— Помнишь, как тебе в третьем классе испачкали пачку? — голос Сони тихий, она говорит практически шепотом. Рассказывает мне свою тайну.
— Помню. Это была ты?
— Нет, — слегка улыбнулась, — это была Зойка. Я застукала ее тогда в гримерке. Она меня не видела. Я прикрыла дверь так, чтобы наблюдать за ней, но самой остаться незамеченной.
Я отстранилась от Сони, не веря, что та рассказывает такое про Зойку.
— Не может быть…
— Может, Милка, — ее глаза говорили правду, без сомнений.
— Вы еще долго так будете сидеть? — Голос Никиты будто вырвал нас из воспоминаний, жестко окатив ледяной водой.
— Ты что здесь делаешь? — Соня разозлилась, что нас прервали.
— Жду пока вы нареветесь. Надо уходить, пока Иринка вас не нашла. Она рвет и мечет.
Я дала руку Соне, чтобы помочь ей подняться. Такое привычное движение, просто поддержка, но не для нас и не сейчас.
За дверью никого. Мы бесшумно, на цыпочках, дошли до гримерки, где уже сидели девчонки и обсуждали свое выступление. Мы пока не знаем, в курсе ли они всего произошедшего или нет. И мне как никогда ранее хочется убежать и не видеть этих глаз, что презрительно смотрят вслед.
Зойка сидит на стуле, уставилась в одну точку. Ее ни для кого нет. На полу вижу разбросанные и раздавленные драже. Кто-то прошелся по одному из них, оставляя цветной след от своих пуант.
— Зойка, — обращаюсь я к ней. Ее так же хочется обнять, чтобы на другом моем плече оставить следы ее слез.
— Что тебе, Мила?
— И ты прости.
— За то, что оставила меня? Или за разорванную книгу, за выброшенную косметику? За что?
— За все… Мне стало очень обидно, что от меня отвернулась подруга. Понимаю, звучит как оправдание, но… твой уход будто забрал последний кусочек той хорошей и светлой Милы, — я присела на корточки, захотелось взглянуть в ее глаза.
— А кто забрал первый?
— Навицкий, будь он проклят… — Говорю не в сердцах, но обиду затаила.
— Ты смешная… — грустные ноты разбавляют ее милую улыбку, что всегда украшала ее красивое лицо. По весне оно иногда покрывается веснушками, что делает Зойку еще более задорной.
На глаза попалась ее оранжевая помада, она безумно ей шла. Да, она дешевая, купленная к тому же с огромной скидкой.
— Она принесет мне удачу, — тогда сказала Зойка.
Ошиблась. Она принесла только разочарование и боль от предательства.
Поднимаю помаду, у которой отломился кусочек сверху. Он остался отпечатком на ее же вещи. Колпачка нигде не было видно. Просмотрела все углы, щели под шкафами.
— Вот, — протягивает Соня колпачок, — за занавесками был.
— Спасибо.
Я закрываю помаду и передаю ее Зойке. Та смотрит на нее, но брать не спешит. Она будто тоже вспоминает тот жаркий летний день и спонтанную покупку счастливой помады.
Поднимает на меня свой взгляд, в котором читаю благодарность. Нет, не за помаду. А за то время, что были близки. Но отчего-то мне жутко плохо от этого. Я потеряла дорогого мне человека из-за упрямства и скрытности, боязни показать свою слабость. Не кому-нибудь, а ей, Зойке.
— Зачем ты испачкала мою пачку краской? — вспоминаю я наш разговор с Соней.
— Случайно, — снова смешок, уже немного нервный. — Краски стояли на подоконнике, даже ума не приложу, что они там делали. А наши с тобой пачки некуда было положить. Только если на стул рядом с подоконником. Ну я и положила, неудачно задев одну из них. Пачки же широкие. Испугалась тогда жутко, что тебя это расстроит, а может, даже и разозлит. Убежала, а потом спустя годы решила свалить все на Соню.
— И почему? — спросила Соня.
— Да ты мне никогда не нравилась, — Зойка отвернулась от нас, начала рыться в своей безразмерной сумке. Достала оттуда еще одну пачку драже, открыла и протянула сначала нам. — Угощайтесь.
Я взяла синюю драже. Помню, что Зойка ела их в последнюю очередь, может, потому что никогда не любила этот цвет. А Соня взяла коричневую, шоколадную. Их Зойка ела предпоследними.
Мы ели молча, только был слышен хруст арахиса и лопающейся глазури. А потом вошла Ирина Григорьевна. Ни слова не говоря, она схватила меня за предплечье и вывела из гримерной. Ее сладкий аромат душит меня. Никогда не нравился. А когда на классах она приближалась, я старалась не дышать, пока Ирина Григорьевна не отойдет от меня, чтобы я смогла сделать спасительный вдох. Но сейчас это бесполезно. Она рядом и никуда отходить не собирается.
Мы зашли в ее кабинет, где были задернуты шторы, словно ее раздражал солнечный свет. Окна выходили за восточную сторону, и рано утром здесь все было бы залито ярким светом.
Я присела на стул с краю, как провинившаяся девчонка. Но я ею и являлась. Позорно опустила глаза и вжала голову в плечи. Меня ждет серьезный разговор, о котором я даже не подумала, совершая все задуманное. Ни о последствиях, ни о будущем. Я ни о ком и ни о чем не думала, кроме себя.
— Итак, Людмила Навицкая, бывшая Апраксина. Ты готова выслушать все, что я хочу тебе сказать?