Просто мы научились жить (2010-2012)
Шрифт:
– Иди, – велела Ольга, так и не дождавшись ответа.
Лизу будто ушатом воды окатило.
– Что?
– Иди домой. Мне нужно ехать.
Она щелчком разблокировала двери и переключила волну радио. Вела себя так, будто Лизы уже не было в машине, а может, и в ее жизни тоже.
– Зачем ты это делаешь? – Лиза повернулась на сиденье и взяла Ольгу за руку. – Ответь, зачем?
Их пальцы сплелись, и принялись нежно поглаживать друг друга. Ольга вдруг наклонилась вперед и прилегла на руль.
– Погладь меня по спине, –
Левая рука Лизы скользнула на ее спину, и погладила – осторожно, только самыми кончиками пальцев. Она потрогала острые лопатки, впадину между ними, пощекотала ногтями шею и запустила ладонь в волосы на затылке.
Она слышала, как участилось Ольгино дыхание, как забилось ее сердце. Она была очень нежной – ласкала затылок, пропуская волосы между пальцами, гладила за ушком, щекотала основание шеи. Горячая волна прокатилась по ее телу. Она наклонилась и поцеловала Ольгино плечо – прямо через шелковую ткань рубашки.
Тут уже и Ольга не смогла сдержаться – откинулась назад, взяла Лизину руку и опустила себе на грудь, в глубокий вырез. Лиза ахнула, ощутив под пальцами твердость сосков и мягкую нежность белья. Она нежно погладила идеальную окружность груди, все еще боясь поднять взгляд и посмотреть Ольге в глаза.
И вдруг все кончилось. Ольга отстранилась, застегнула рубашку, и положила руки на руль.
– Иди, – хрипло сказала она, – ничего не спрашивай, просто иди.
И Лиза не смогла ослушаться. Вылезла из машины, махнула на прощание рукой, и только и успела, что заметить, как автомобиль красным вихрем пронесся мимо, унося в себе женщину, от которой сейчас так билось сердце и такими тяжелыми стали ноги.
– Откровенно говоря, они меня немного…
– Достали? – Понимающе усмехнулась Женька. – Называй уж вещи своими именами.
– Да, – согласно кивнула Инна, – я немного от них устала. Каждый почему-то считает, что гораздо лучше чем я знает о том, как мне жить и что мне делать.
Женька улыбнулась, подавая Инне поднос с очередной партией пельменей. Сегодня утром Инна позвонила с сообщением, что у нее день рождения, и она вопреки всему собирается созвать друзей, чтобы отпраздновать. Женька тут же рассыпалась в извинениях и предложила во-первых устроить праздник у нее ("в твоей маленькой квартирке и трех человек не соберешь"), а во-вторых, налепить настоящих сибирских пельменей к столу ("сколько можно уже собираться под Оливье и селедку под шубой?").
И вот теперь они все утро возились на кухне, краем уха слушая, как маленькая Лека крушит что-то в своей комнате.
– У Кристины в этом плане вообще тормозов нет, – продолжила Женя, раскатывая пласт теста, – но вот Леха меня удивляет. Не замечала за ним склонности лезть в чужие дела.
– Он беспокоится, и это естественно, – пожала плечами Инна, – но я правда от этого очень устаю.
– А
Инна разложила по заголовкам комочки мяса и откинула со лба светлые пряди волос. Она казалась совсем измученной и вялой.
– Понимаешь, они почему-то считают, что мне пора выходить из траура и начинать жить какой-то новой жизнью.
– А ты с ними не согласна?
Инна рассмеялась вдруг.
– Женя, и ты туда же? Скажи, когда ты теряешь близкого человека – какая в этом случае самая естественная реакция?
– Страдать, – не задумываясь, ответила Женя.
– Вот я и страдаю. Любую потерю нужно отгоревать, отплакать, и лишь потом у тебя появятся силы и желание жить дальше. Слова Кристины и Леши очень похожи на предложение станцевать лезгинку на могиле погибшего друга.
– Но может быть, они имеют ввиду, что твое страдание затянулось?
– Ох, Женя…
Инна вытерла руки полотенцем, снова поправила волосы и посмотрела на Женьку своим обычным спокойным взглядом.
– Оно затянулось только для них, потому что очень тяжело находиться рядом с другом, который горюет. Это почти непереносимо – видеть, как близкий человек страдает, и не иметь возможности ему помочь. Но сколько горевать и сколько страдать – может решить только тот, кто страдает. Понимаешь?
– Да, – Женька сглотнула подступивший к горлу комок, – от чужого страдания хочется убежать так же как от своего собственного. Наверное, это высшее проявление дружбы – быть рядом с тем кому плохо, и не пытаться ничего изменить. Просто быть рядом.
Ей вдруг вспомнился Питер. Как забирали ее из больницы Сергей и Макс, как неслышной тенью каждую ночь и каждый день была рядом Олеся. Как они приезжали вечерами, наливали чай, и держали за руку. Кто знает – может, если бы потом они не сдались, все сложилось бы иначе…
– О чем ты задумалась? – Спросила Инна.
– О Марине, – ответила вдруг Женька, – знаешь… Я почему-то вспоминаю о ней гораздо чаще чем о Леке.
– Наверное потому, что за время вашего путешествия, ты смогла ее узнать. А Леку так и не сумела.
Женька только кивнула и вернулась к тесту. Да, Инна была права – наверное, дело было именно в этом. А, может, и в чем-то еще – в чем-то, в чем она до сих пор боялась себе признаться.
– Лиза придет сегодня? – Спросила она, чтобы отвлечься от непрошенных мыслей.
– Думаю, да. Я ее пригласила.
– А не боишься, что ей здесь устроят варфоломеевскую ночь?
Инна снова засмеялась.
– Жень, ну что ты как ребенок, честное слово? Почему меня это должно волновать? Это мой день рождения, и я хочу видеть на нем самых родных и близких, а дальше уж им решать – смогут ли они вести себя адекватно, или захотят испортить праздник. Лиза большая девочка, и сама решит, приходить ей или нет.
– Но ты же понимаешь, что Кристина захочет?
– Ну и пускай. Это будет на ее совести.