Просто сказка...
Шрифт:
– На трудовые доходы не больно так-то понастроишься, - буркнул Конек, трижды обойдя гнездо кругом.
– А он таких гнездышек, поди, в кажинном царстве-государстве не по одному свил.
– О, - послышалось глухо, но внятно, из-под крыла.
– Явилось, не запылилось, чудо длинноухое. Конкурент. Тут, понимаешь, дни-ночи не спишь, от работы прямо помираешь, резану к резане складываешь, имуществом обзаводишься благоразумно, недвижимостью, а этот во всю жизнь не то что на конюшню там себе какую завалящую - на стойло, и то не заработал. А туда же - критикует...
– Вот я и говорю, - не остался в долгу Конек.
–
– Потому и не видишь, - отозвался орел, - что живешь по старинке. А у нас сервис - на высоте. Как в прямом, так и в переносном смысле.
– Какой-такой сервиз?
– не понял Конек.
– Не сервиз, а сервис, - высунул голову из-под крыла орел.
– Обслуживание, то есть, если по-нашему. Вот про тебя по сию пору легенды ходят, как ты посла половецкого возил.
– А как возил?
– обиделся Конек.
– Как обещался, так и возил. С ветерком.
– Да так. Посла того на твердой земле болезнь морская одолела. Версты обеда провезти не мог...
– Сам-то хорош. Про тебя тоже сказывают... Как ты царевича на свет верхний доставлял. Все ендову спрашивал. Аккурат до середины пути только и долетели. А там обоих из земли-матушки вынимали. По пояс ушли.
Владимир вопросительно взглянул на Конька.
– Истинная правда, - заверил его тот.
– Он ведь себе за правило что взял? Ну, то, которое сервизом обозвал. Путь, говорит, неблизкий, так что бери-ка ты с собой, мил человек, вина побольше, да мяса пряного. Вот как я голову, значит, вправо поверну, так ты мне ендову подноси, а как влево - жаркое. Чтобы силушку восстановить. Ну и себе можешь, так сказать, за компанию. Вот пока они до полпути-то долетели, у царевича в глазах уже герб царьградский обозначился. Видал герб-то?.. Ну, орла их двуглавого... Так он и тыкал то ендову, то мясо, но все больше ендову...
– Вот за слова твои лихие, - окрысился орел, - коли за тем прибыл, сам и полетишь, ушми махать будешь. Вишь какие отрастил.
– Вот и попал крылом в небо, да в самую середку, - отозвался Конек, едва обернулся к Владимиру и хитро ему подмигнул.
– С оказией мы. Проезжали недалече, вот и решили навестить. От Ворона поклон передать.
– С чегой-то он вдруг, - поинтересовался орел.
– Столько лет глазу не казал, а тут вдруг поклон...
– Чего не знаю, того не знаю, - произнес Конек.
– Знаю только, что стал он птицей важной, высокого, можно сказать, полета. Самим царем по службе финансовой главным поставлен. Доглядать, что да как. Потому, должно быть, про тебя и вспомянул... Да, к слову сказать, он тут докладать к царю собрался, так что, может, и сам заглянет попроведать...
– Погодь, погодь, - как-то разом встрепенулся орел обеспокоенно.
– Да ты што мелешь-то? Какой-такой доглядатель царский?.. Вот сказанул - с разбегу не перепрыгнешь...
– А мне и прыгать нечего, - отрезал Конек.
– Пусть тот прыгает, у кого рыльце в пушку да крылья клеем намазаны. Развели, понимаешь, мздоимство, некуда копыто поставить...
– Да какое-такое мздоимство, - вконец растерялся орел.
– Разве ж обслуживание себе в угоду?.. Об людях забочусь... Как есть об людях. А что до мытника этого, так кто ж ему поверит, негоцианту? У самого клюв в пуху по самый хвост... Он, ить, даже язык-то свой вороновый позабыл,
– Ты-то чего встрепенулся?
– хитро прищурился Конек.
– Раз чист перед царем, так и беспокоиться нечего.
– Как так нечего? На чужой роток не накинешь платок. Понаплетут невесть что, обмажут дегтем - ввек не отмоешься... Впрочем, чего это я, и в самом деле? Давно ведь к царю-батюшке собирался, по делу важному... Чего ж тянуть?.. Ну, бывайте здоровы, а я полетел.
– Постой, - обеспокоился Конек.
– Как так полетел? Никуда, вроде, не собирался, спал, понимаешь, себе спокойненько, а тут враз на тебе - полетел!
– А так и полетел. По нужде великой. Меня, может, все время совесть мучает, что я от царя-батюшки, что мне яйца родного к сердцу ближе, прожект на предмет пополнения казны скрываю.
– Да не обеднеет царь твой батюшка до завтрева-то. Куда ж на ночь глядя лететь? Пока долетишь, пока то да се... Они уже и ужинать сядут. Так что все одно утра ждать придется.
– Не откладывай на завтра... Ну, сам ведаешь.
– Точно тебе говорю, точнее не бывает. А мы как завтра в путь-дорогу тронемся, с рассвету самого, так за тобой и заедем.
– И что ж у вас за беда?
– Да вот собрались мы в Киев, к старцам-пещерникам. Разъяснить кое-что надобно. А мужики здешние прямо-таки раками вцепились: не пустим, говорят, без трапезы, заодно и наши заумки старцам отвезете, что решить не можем.
– Мужики, значит...
– раздумчиво протянул орел.
– По делу, значит... Тогда вы вот что, - решил он.
– Решайте дела ваши с мужиками, да так ненавязчиво, вроде как к слову пришлось, шепните им. Орел, мол, нас завтра в царство верхнее доставит. Задарма. И без сервиса. Бессребреником, мол, стал...
...Вот так и обошлись наши путешественники без половины царства (три штуки), платьев-кафтанов там разных и прочего (тоже три), чем им Ворон кланяться заповедывал. Сговорились.
А у мужиков, тем временем, обсуждение проблемы Лиха шло полным ходом. Миновав сени, донельзя захламленные хозяйственным скарбом, пару раз наступив на грабли (первым, к слову, наступил Конек), Владимир со своим провожатым, поднырнув под низкую притолоку, очутились в довольно-таки просторной горнице. Пара окон пропускали достаточно света, чтобы рассмотреть всю творившуюся обстановку. Большая русская печь справа от двери, длинный мощный стол, за которым на лавках примостились селяне, лавки же вдоль стен, полки с глиняной и деревянной утварью, еще пара дверей в соседние комнаты, половики домотканого полотна, прислоненный к печи ухват, развешанные пучки трав, подкова над притолокой, светлецы. Обычная сельская изба, каких много.
На столе - подле каждого кружка, деревянная миса, ножи. Кринки с медом, бражкой, квасом и сбитнем, пироги, хлебы, разносолы и свежие овощи, рыба, куски мяса, какие-то птички-невелички, похожие на дроздов.
Хозяин, кум Романов, и большая часть гостей сидели рядком вдоль стола, обняв каждый за плечи соседей, и нудно тянули, глядя на кринки: "Не шуми, мати-зеленая дубравушка, не мешай мне, молодцу, думу думати..." Чуть поодаль Демьян показывал Луке как правильно плести лапти, но лыко у него явно не вязалось. Рядом с ними дородный мужик, уронив голову на могучие кулаки, всхлипывал огромными слезищами и что-то то ли невнятно бормотал, то ли причитал.