Просто сказка...
Шрифт:
А в 1958 г. исследовательница Покровская В.Ф., по-видимому, окончательно расставила все точки над "ё". Во-первых, антиквар ссылался на записки своего деда, воеводы Боголепова, никаких следов которых обнаружить не удалось. Во-вторых, казалось странным то, что воевода так хорошо запомнил факт, относившийся к самой ранней поре его детства. А в-третьих, как сказали бы теперь, деловая репутация самого Сулакадзева выглядела несколько сомнительной, поскольку он, помимо собрания древних рукописей, не чурался их подделки. Так и случилось, что этот документ был официально признан подделкой...
– Дальше?
– орел снова издал саркастический
– Ну, про то что его баба коромыслом полдня гоняла, я уже говорил. Со старостой же, Кулибиным его звать, он замирился. Паче того, вместе думать стали, как человеку полететь можно. Даже план изобрели. А чтоб никто не догадался, об плане этом, по-латынски назвали его - дельтой. Пять сосен уже срубили... Холст тканый у баб ветром снесло, поначалу на них думали, потом окстились. Не они это. Им перья нужны, а народ ушлый стал, бдит птицу. Вот они и выписали себе Ленарду-иноземца, что-то там такое винты крутить, - орел хмыкнул.
– Нет чтобы взять кувалду да гвоздь потолще. А Ленарда эта иноземная, правду сказать, их обоих за пояс заткнет. Вишь, что удумал. Ежели, говорит, мельницу-ветряк на землю положить да крылья-маховики ей как следует раскрутить, так на ней и летать можно... Баламуты. Так каким классом лететь будете? А то все не по делу. Аз, буки или веди?
– Так у тебя еще и класс есть?
– удивился Конек.
– А ты как думал? Еще раз повторюсь, специально для длинноухих, я птица высокого полета, и сервис у меня на высоте. Не сервиз. Сервиза у меня нету.
– А царевич тот, ну, который... Он каким классом летел?
– Буки. Седло на спине.
– А веди?
– Без седла.
– Так ведь соскользнуть же можно?
– Можно. Потому и веди. Почти задарма.
– Тогда подавай-ка нам аз.
Орел зарылся в гнездо и вытащил порядочных размеров клетку, сделанную из толстых стволов какого-то темного дерева: шагов эдак с десяток в длину и с пяток в ширину. Внутри клетки располагались столики и кресла, все сплетенное из соломы, потому - мягше, объяснил орел. А дерево это, мне человечек один обеспечил, Никитиным зовут. За три моря хаживал, ума не наживал. Он и обеспечил. Ученый только больно. Вот, к примеру, как вы. Железное, говорит, дерево. Какое же оно железо, ежели оно дерево? Тут слепому ясно. И орел, сев на своего любимого конька на предмет знаний, мог вести свою повесть до скончания века, но тут встрял обеспокоенно Горбунок.
– А ты не уронишь? Путь-то неблизкий.
– Тебе бы, ушастый, подучиться где, - глянул орел с высоты своего роста.
– Умных людей бы возил, может, и сообразил чего. А так - одно безобразие и бессмысленность в голове. К клетке энтой ремни приделаны, специально для лап, окромя ушей и хвоста. Вот ежели я рухну, что вряд ли, тогда и вас прихвачу. А так - сплошное наслаждение окружающим видом. Облаками там, небом, мной... Давай, залазь, да ремни пристегивай.
Ну, хочешь - не хочешь, а дело-то делать надобно. Залезли наши путешественники, примостились кое-как.
– Ты что, вот это ремнями называешь?
– буркнул Конек, вертя в копытах обрывок ветхого кушака, узлом-бантиком привязанный к креслу.
– А ты что хотел? Крокодиловой кожи тебе ремни подавай? Задарма? Привязались?
– Орел как-то очень ловко впорхнул в петли на шею и хвост, две оставшиеся петли приспособил на лапы.
– Питание и там всякое прочее в полете не обеспечивается. Елену Прекрасную, стюардессу, значит, колдун злой в лягушку обратил. Царевич требуется. На выручку. Все, хватит болтать! Амба! Каюк!
– И он взмахнул крыльями.
–
– обеспокоенно спросил Владимир.
– А так! Слов-от половецких понахватался, вот и щеголяет ими к месту и не к месту. Амба - значится приготовились, а каюк - взлетаем. Ты ложку взял?
– Зачем?
– удивился Владимир.
– Ты же сам слышал, никакого сервиса.
– Ну-ну, - хмыкнул Конек и тут же задремал.
А земля, земля уходила из-под ног. Стали игрушечными кустики, затем деревья, затем избы, мужики, что глазели на улетающих, превратились в восковые фигурки, размером сначала со спичку, а затем и вообще с зернышко... В зернышко превратились избы, пруд усох до капли пролитых чернил, речушка вытянулась стрункой... Да нет, не стрункой, ниточкой, случайно оброненной швеей и подхваченной ветром... Впереди же... Впереди же были облака... И очень голубое, неправдоподобно голубое небо... И солнце. Выезжающее в колеснице, запряженной тремя прекрасными конями, а может быть, клячей, заряженной в полуразвалившуюся телегу, и держащее путь по этому неправдоподобно голубому небу подземного царства...
Но тут они вошли в царство облаков, а когда миновали сырость промозглую и вновь встретило их небо синее солнышком приветливым, и где-то в стороне возникла маленькая темная точка. К ней-то и направил свои крылья орел.
– Что это?
– удивленно спросил Владимир.
– ВВЦ, - коротко ответил Конек.
– Чего-чего?
– Не чего-чего, а остров летающий, имени Второго взятия Царьграда, нос иноземцам утереть. Чтоб не зазнавались.
– Ничего не понимаю...
– пробормотал Владимир.
– Так и не поймешь, пока не поведаю. Только повесть моя издалека начинается. Ну да время у нас пока есть. Слушай.
Жил-был в стране заморской, царстве-государстве три одиннадцатом, царь-государь Ерофей Палыч. И была у него дочка-красавица, Екатерина Матвеевна, всем взяла - и умом, и статью, и характером на диво. От женихов отбою не было, письма-то какие писали жалостливые: "А еще скажу вам, разлюбезная Екатерина Матвеевна...". Но она - ни в какую. И ведь сама даже не знает, какого-такого жениха ей надобно. Вот царь от дум тяжких - времечко-то под гору катится, не воротишь, а уж и внуков пора бы нянчить - впал в кручину тяжкую. Хотел было бросить все свое царство-государство, да на рыбалку... Ан нет. Осенило его, что оглоблей по темечку. "Объявить..." - гаркнул он молодецким голосом, да тут же голос-от и сорвал, остальное дьяки думские дочитывали. По бумажке.
В общем, придумал Ерофей, что ежели кто корабль ему летучий соорудит, тому он руку Екатеринину и отдаст. Ну и пол-царства там, естественно, с видами впоследствии на все, коли жить молодые ладно будут. Дочка поначалу надулась, как так, говорит, без меня меня замуж выдавать? Но затем и сама призадумалась: кто ж такой будет тот молодец, который штуку хитрую соорудить сумеет? А коль не пригож, так и развестись недолго, и пол-царства судом царским отсудить. Там у них как раз один из рода боярского Шемяк обретался, судьею.
Многие ринулись счастья искать, да так никто и не выискал. Ни с чем возвращались, разве что ноги избили, да одежонку пообтрепали. Ты, говорят, царь-государь, задания нереальные даешь. А это, как его, волюнтаризм. И дружно все подались восвояси. Окромя одного. Эх, и молодец же! Во всем Екатерине под стать. Она как его увидела, к отцу бросилась. Батюшка, родимый, согласная я, с первого взгляда согласная. Но тот ни в какую. Мне, говорит, вожжа под мантию попала, пусть строит, а там честным пирком да за свадебку.