Просто сказка...
Шрифт:
И действительно, солнце только перевалило за полдень, а дорога привела их к оврагу, где, по традиции, разошлась на все четыре стороны, если быть совсем уж точным, четвертое направление было то самое, откуда они пришли. Одно ответвление вело прямо к Киеву, куда Конек провожать Владимира отказался наотрез. Сначала к старцу, а там уже видно будет, заявил он. Из двух оставшихся дорог - одна представляла собой широкую, почти накатанную колею, а другая - узкую тропку, заросшую кустарником.
Выбор был очевиден, и Владимир решительно выбрал проторенный путь, однако Конек его остановил.
– Ты куда это
– поинтересовался он.
– То есть как куда?
– удивился Владимир.
– Рассуди сам: если дорога широкая да ухоженная, значит много людей по ней ходит. А поскольку нам мужик сказывал, что самый мудрый старец из всех - Анемподист, значит, ходят по ней люди за советами, ума набираются.
– Эх, милый, - нараспев протянул Конек и двинулся по заросшей тропке, - да где ж ты это видел, чтобы кто-то по уму жил?..
А ведь и правда, подумал Владимир, сколько они прошли-проехали, сколько всего понавидались, - везде не по уму. С желанием, с душою, но все как-то несуразно, бестолково как-то. Хоть и рассуждали все про ум-разум, а поступали... И еще почувствовал он тяжесть какую-то неясную... Вот придут они сейчас к старцу, даст старец какое-нибудь снадобье, выпьет он его, уснет, и проснется под той самой елкой, словно и не было ничего. Конечно, он сам искал возможность вернуться, конечно, рано или поздно это должно было случиться, и конечно же, он вовсе не прощается с этим миром насовсем - достаточно взять в руки томик русских народных сказок, - и вот он, этот мир, снова перед тобой, и вокруг тебя, и внутри тебя... А все ж таки щемило сердце и першило в горле. Так и плелся Владимир за Коньком, раздираемый противоречивыми чувствами...
А тропинка тем временем петляла-петляла промеж зарослей, но спускаясь к самому дну оврага, то взбираясь обратно почти до самого верха, пока не привела их к довольно широкому отверстию, ведущему куда-то вовнутрь и явно рукотворного происхождения. Немного потоптавшись возле, они вошли.
Старец, - Владимир при всем желании не мог бы дать ему более сорока лет, - в свободной рубахе и портах из грубого полотна расположился на лавке за почти пустым столом. Почти, потому что на нем имелась - на этот раз абсолютно - пустая миска почтенных размеров. Задумчивый вид, с которым он взирал на миску, свидетельствовал о том, что в настоящий момент старец погружен в нелегкие размышления о судьбе Руси или, по крайней мере, смысле жизни. Заслышав шорох у входа, он глянул на Владимира и произнес тягуче: "Человек". Затем, переведя глаза на Конька, тем же тоном: "Лошадь". Несколько раз по очереди обозрев того и другого и заявив: "Каждый из нас по-своему лошадь", он снова уткнулся взглядом в пустую миску.
Повисло неловкое молчание. Конек явно обиделся на "лошадь", а Владимир просто не знал, как начать разговор.
– Ну что, так и будем вздыхать?
– прервал наконец до неприличия затянувшееся безмолвие Анемподист.
– Заходите, коли пришли. Что за беда приключилась, коль вам совет мой понадобился? Впрочем, сам сейчас проведаю.
Он поднялся, шмыгнул носом, подтянул портки, порылся на полке, достал оттуда совершенно черную миску, размером, правда, с обычную глубокую тарелку, протер ее рукавом и шлепнул на стол. Затем пошарил в корзинке, приткнувшейся в углу, вынул оттуда нечто сморщенное, когда-то, по
– Хотелось лося, да не удалося. Самим вам, значит, придется.
И Владимир принялся рассказывать. Рассказывал он невнятно, сбивался, перескакивал с одного на другое, принимался сызнова. Конек сидел рядом, надутый, словно дирижабль, очевидно имея зуб на Анемподиста. А тот слушал, не прерывая, уставившись неподвижно в стол, и, казалось, думая о чем-то своем, совершенно не относящемся к рассказываемой ему истории.
Что вскоре и подтвердилось.
– Тавлеи!
– произнес Анемподист и даже привстал.
– Волшебные тавлеи! Как же это я сразу не подумал. Мне нужны волшебные тавлеи.
Он вскочил и принялся расхаживать по пещере, бормоча себе что-то под нос. Изредка доносилось что-то отрывочное: "...чем время занять...", "...а может, я и самоучитель напишу...", "...любого соперника..." Потом он остановился и уставился на Владимира.
– Вот что, мил человек, - заявил он.
– Давай так: ты - мне, я - тебе. В смысле поможем. Тебе куда-то там попасть нужно, а мне - волшебные тавлеи. Вот доставишь их мне - и баиньки, то есть, я хотел сказать, - и сразу, куда тебе нужно, отправишься.
– А где?..
– начал было Владимир, но Анемподист перебил.
– Тут, понимаешь, нужно кое-что приложить. Вера в себя нужна, видеть цель, и...
– Он почесал затылок и махнул рукой.
– Ну, и одежда подходящая. С одеждой тебе лошадь поможет, а остальное - сам... Ну что, согласен?
– Если он еще раз назовет меня лошадью, я его лягну, - тихо пробормотал вконец разобиженный Конек.
– А как?..
– Все просто, - Анемподист завелся.
– Ты, значит, в одно ухо этому влазишь, из другого вылазишь, я тебя слегка подпихну - и ты уже там. Спросишь у народа, где тут, мол, тавлеи волшебные, добываешь - и сразу обратно. А мы тебя покамест здесь подождем. Давай-давай, не задерживай.
– Он подошел к стене, на которой едва вырисовывались контуры какой-то картины: было смутно похоже на очаг с разведенным в нем огнем и котлом над пламенем.
– Сюда иди, - махнул он рукой Коньку.
Тот подошел.
– Поворачивайся боком и стой смирно, - сказал ему Анемподист, и затем, повернувшись к Владимиру, - ну, что стоишь, давай. В ухо - и далее. Ежели что, я подмогну.
Совершенно сбитый с толку напором и натиском старца, Владимир закрыл глаза, ткнулся в ухо Коньку и, ощутив весьма солидный толчок пониже спины, куда-то провалился. Его тут же подхватило, словно вихрем, закрутило-закружило и куда-то понесло.
Последнее, что он услышал, был какой-то приглушенный грохот; наверное, старец назвал-таки Конька лошадью...
Впрочем, это совсем уже другая история.