Простодушны и доверчивы
Шрифт:
— Олег, — выкрутившись из его крепких рук, отступила Лёка на оставшиеся в её распоряжении пол шага. — Ты взрослый мужчина. А я никогда не была кокеткой.
— Вижу, — кивнул он, глядя ей прямо в глаза лишённым суеты или напряжения взглядом владеющего собой человека. — Это одна из причин, не дающих думать о тебе, как о случайности.
— Тогда, — наконец-то закрыла она холодильник, — сядь, а я буду тебя кормить.
— И разговаривать, — выдвинул он встречное условие, обходя стол.
— И разговаривать, — как само собой разумеющееся, подтвердила
Открывая холодильник.
Он сел и хмыкнул. Нормально, по-человечески легко и беззаботно.
— А что ты хочешь? — взялась философствовать Лёка, доставая кастрюлю с борщом. — Ты сногсшибательный мужчина. А я падкая на жаркие признания девица. Вот расплавившиеся мозги и не поспевают за руками.
— Похоже, — усмехнулся он, уложив подбородок на скрещенные руки, а руки на стол. — Если это не притворство.
— Да где там, — сокрушённо вздохнула она, заталкивая стекляшку с борщом в микроволновку. — Просто я забыла свои девчачьи увёртки в других штанах. К тому же плохо понимаю мужчин.
— Никогда не хотел, чтобы меня хорошо понимали. Лучше правильно, — задумчиво пробормотал Олег.
После чего надолго умолк, пялясь в одну точку. Лицо его стало точь-в-точь, как у бойца с плаката «За Родину! За Сталина!», что висел в кабинете полковника: жёсткое, суровое, будто вырубленное топором. Лёка не нарушала его молчания — за неё это сделала дзинькнувшая микроволновка.
— Ешь, — поставила она перед ним разогретый борщ и положила ложку.
Он взял её, опустил в стекляшку и строго вопросил:
— Кто учил тебя есть борщ без сметаны?
— И мы снова открываем холодильник, — полезла она добывать требуемое.
— Ты так прекрасна, когда косячишь. Не то, что другие, — отодвинул он стекляшку и потребовал: — Тарелку.
— А сразу сказать? — поставив на стол сметану, упрекнула его Лёка и отправилась за тарелкой.
— Я не виноват, что ты не умеешь ухаживать за взрослыми мужчинами, — укололи хозяйку её же словами.
— Твоя невиновность ложится пятном на мою репутацию, — парировала она.
Аккуратно перелила борщ в тарелку и преподнесла гостю. Тот похлюпал в ней ложкой и отодвинул:
— Холодный.
— Всегда удобно обижать кого-то маленького и беззащитного, — проворчала Лёка, переливая перелитое обратно.
— А ты ленива, — деланно раскритиковал Олег отсутствие у неё энтузиазма.
— Бог всегда даёт всё самое лучшее женщинам, — съязвила она.
Микроволновка дзинькнула. Борщ оперативно переместился в тарелку. Торопясь донести его горячим, Лёка споткнулась, и кафель в кухне превратился в натюрморт.
— Как говорит дед, за опыт одного битого может заплатить рота перебитых насмерть, — ни к селу, ни к городу вспомнила офицерская внучка.
Размышляя, что сделать первым: вымыть пол, повторить эксперимент с борщом или выгнать гостя?
— Не выставляй меня из дома, — поднимаясь, попросил он и принялся закатывать рукава. — Лучше откажусь от позднего ужина.
— Какого ужина? — рассеянно пробормотала Лёка, доставая из-под раковины ведро.
Он
— Ещё немного, и я начну собирать цветы на обоях.
— На вашей кухне обои в клеточку, — напомнил Олег, на это раз обняв её всю целиком. — Ольга, может, хоть ты мне скажешь, что у вас случилось? И какая такая бабка Пелагея вытащила из дома всю твою семью посреди ночи?
— Пореветь, что ли, — призадумалась Лёка, вертя в руках ведро.
И размышляя, отчего оберег опять раскипятился. Не висится паршивцу спокойно: решил научить её, как правильно разогревать борщ? Или сигнализирует, что с приставниками случилась беда?
— Дыши глубже, — посоветовал Олег. — А я пока закончу с борщом.
— Он холодный, — ляпнула она, покосившись на розовеющий пол.
— Нечеловечески хочется тебя поцеловать.
— Давай завтра, — выдала Лёка очередной перл, еле сдерживая слёзы.
— Завтра уже сегодня, — напомнил он, дыша в затылок.
— Олег, а ты можешь уехать?
— Могу, — не отстранился и вроде не обиделся он. — Прямо сейчас?
— Угу, — едва не всхлипнула она.
Он качнулся вбок, заглядывая ей в лицо. Разжал руки и приказал:
— Не смей, пока я не уйду. Иначе останусь.
— Не-не-не, — замотала головой Лёка, чувствуя, что истерика отступает.
И, кажется, благодаря ему. Кинься он её успокаивать, она бы выдала такой концерт…
Хлопнула дверь. И тут же на столе нарисовалось чучело гороховое в розовом с кружевами. Помотало тощей ножкой с огромной ступнёй — привязанные обрезки туфлей куда-то пропали. Покачало взбитым на голове шишом и нахально изрекло:
— Экий у тебя кобелёк неугомонный.
Не говоря худого слова, Лёка медленно стащила с крюка полотенце. Свернула его жгутом, готовясь к прыжку. Ринулась к столу и со всего маха шлёпнула по языкатой нахалке. Та виртуозно извернулась, и к борщу на полу присоединилась сметана. Незадачливый агрессор поскользнулся и шлёпнулся в натюрморт, чудом не треснувшись затылком о кафель. А жертва агрессии вернулась на стол беззаботно болтать ножкой.
— Про кобеля тебя Нешто научил? — прислушиваясь к разливавшейся по спине боли, процедила Лёка.
— Он мудрый, — согласилась Бельмондошка, что у старика есть, чему поучиться.
— Убью, — с трудом поднимаясь, проскрипела жертва собственного бардака.
— Как? — изумилась шишиморка и тут вспомнила, что в доме приставников живёт самый ужасный ужас промежмировья: — Ой, не надо! — запричитала она, схватившись лапками за худые морщинистые щёчки. — Ой, беда-трагедия!
Лёка заржала, как полоумная. Согнувшись пополам. Утирая слёзы и едва ли не воя в потолок. Обалдевшая шишиморка пучилась на неё в недоумении. Пока не догадалась сообщить важную новость: