Против течения (сборник рассказов)
Шрифт:
Находясь уже метрах в тридцати от берега, Серёжа, пробывший в воде, наверное, не менее двух часов, почувствовал такой голод и такое радостное предчувствие утоления его, что резко рванулся к берегу... И тут у него свело судорогой левую ногу. Раньше с ним такого никогда не было. Нога сразу стала какой-то чугунной и потянула за собой на дно нашего растерявшегося героя. Достигнув илистого мягкого дна, Серёжа резко оттолкнулся от него правой, здоровой ногой, вынырнул из воды, лихорадочно глотнул сколько успел воздуха... и снова пошёл на дно. Так повторилось несколько раз, при этом мысль его работала в голове как разъярённый отбойный молоток: «Что делать? Кричать «Спасите...»? Да все же подумают, что он шутит и только посмеются. Он же приплыл с другого берега!
Народ действительно думал, что Серёжа просто веселит их своими безумными ныряниями под воду! Все сидели и с любопытством наблюдали, как гибнет у них на глазах герой нашего рассказа!
Какое счастье, что на берегу находился и Серёжин отец! Только он понял всё, бросился в воду, помог сыну выбраться на берег. Потом крутанул пальцы его левой ноги, сделал ещё несколько массирующих движений, и Серёжа, только слегка прихрамывая, пошёл к своему костру, где уже мирно посиживали обедавшие мама и сестра. Мама спросила только:
– А что у тебя с ногой?
– Так, ничего. О камень слегка задел.
И всё. Так никто, кроме отца и не догадался, что пловец Серёжа прямо у них на глазах находился на краю гибели. С тех самых пор и постановил наш озёроплаватель никогда никого не просить о помощи, во всём ввериться своей судьбе и надеяться только на собственные силы (Тем более, что его спаситель доживал уже свои последние годы в этом чудесном заповедном мире).
Кроме Кисегачей, Ильменя, Миассово, Сунукулей, Карасей в округе было ещё множество других, более мелких и скрытых от постороннего глаза озерков и болотин. Почти все они буквально кишели от обилия разнообразной пресноводной рыбы. Озёрца эти носили самые неприхотливые названия типа: Чёрненькое, Вшивенькое и т.п. Ловить рыбёшку можно было и на хлеб, и на тесто, и на мотыля, и на червя, и на блесну. Клевала рыба на всё и везде безотказно. На болотистых озёрцах особенно был удачный клёв... Комары только жрали рыбацкие щёки... ужас просто! (Вы, уважаемые читатели, даже не подходите к таким болотистым озерцам... мало ли что... пропадали люди).
Однажды Серёжа таскал карасей на одном из таких озёр. Ему показалось даже, что рыба хватает за крючок, когда тот ещё висит в воздухе. Славная была рыбалка! Кстати, караси попадались в разных болотцах разных оттенков: были и белые, и жёлтые, и красные, и даже какие-то фиолетовые, почти чёрные. Но все были одинаково вкусными.
Ловить рыбу удочкой – это, конечно, честно и по-спортивному, но сугубо занятой Серёжа предпочитал другие виды рыбалки. Он садился за руль мотоцикла, объезжал рыбные прикормленные места, проверял свои хорошо замаскированные сети и мёрды, набивал отборной рыбой (мелочь сбрасывал обратно в воду) кожаные мешки и триумфально возвращался с богатым уловом домой. Были в этих мешках щуки, окуни, чебаки, лини, ерши, карпы, караси, раки... а ведь это всё, в сущности, деликатесная еда. Кушайте на здоровье!
(Некоторые туповатые защитники природных ресурсов могут возмущённо возопить: «Это же браконьерство! К суду Серёжу и его покровителей!» Ничего вы не понимаете, господа суетливые городские активисты! Запомните навсегда: местные рыбаки, которых вы почему-то называете браконьерами, никогда никакого вреда природе и её богатым ресурсам не наносят. Они вылавливают рыбы ровно столько, сколько им надо. А когда на каком-нибудь водоёме рыбные запасы истощаются, они переходят промышлять на соседние озёра, а на прежнее возвращаются года через два, когда там восстановятся рыбные запасы. Местные рыбаки никогда сами себе вредить не будут.
Настоящими браконьерами и вредителями у нас являются: рыбинспекция, милиция, рыбохрана, чиновничество, а главное, разные плохоконтролируемые предприятия, загоняющие в водоёмы всякие там бензопирены... вот с ними вы и боритесь! А ещё было бы лучше дать местным рыбакам право отстреливать вышеупомянутых вредителей и расхитителей
Не забывал Серёжа и регулярно объезжать «свои» угодья на лошади (Любовь к верховой езде никогда не покинет русского человека... это же от наших предков-воинов). Как-то на подходе к конюшне он услышал необычное, грозное ржание. Что такое? Неужели работяги-мерины от хорошей кормёжки озверели? К его немалому удивлению в загончике кобыл не было, а в ней сердито махал головой, скалил зубы и бил копытами огромный, величественный даже, вороной, лоснящийся от избытка природных сил, жеребец. Серёжа даже ахнул восторженно. Из конюшни деловито вышел с вилами в руках дядя Миша, увидев Серёжу. Отбросил вилы в сторону и подошёл к юному жокею. Серёжа, обрадованный и изумлённый таким неожиданным сюрпризом, сразу подскочили к нему с вопросами:
– Здравствуйте, дядя Миша! Это что за чудо в загоне у вас стоит? А я ничего не знаю.
– Это, Серёжа, Гранит. Вчера только привезли. Зверь, а не жеребец. Никого к себе не подпускает. Хозяина только слушает, и меня немного уважает.
– А заседлать его можно?
– Ни–ни–ни. Василий Николаевич строго запретил кого-либо к нему подпускать. А особенно – тебя.
– Это почему?
– Дикий жеребец. Можно даже сказать, бешеный. И силён как челябинский трактор. Хлопот с ним будет... Лучше бы какого-нибудь смирного мерина привезли... Но Хозяин – опытный лошадник. Так решил. Ты меня даже не проси. Я этого дьявола и сам боюсь.
Как зачарованный походил вдоль изгороди наш герой, полюбовался на вороное чудище, и, уже без особой охоты отправился в конюшню рыжую седлать. Он седлал повеселевшую Рыжуху, но мысли его и сердце были уже в другом месте.
Обиделся Серёжа на своего отца, что не позволил он полетать ему на таком красавце по тайге, но дома ничего никому не сказал. Сделал вид, что ничего не знает. Но отец во время ужина как-то лукаво и даже с озорством посматривал на явно расстроенного сыночка.
А вскоре узнал Серёжа, что его отец не только ездит верхом на Граните, но даже и в телегу как-то умудряется того запрягать. Ну и ну. А он, Серёжа оказался в стороне! Он же не трус, а его отстранили. Решил Серёжа всё же потолковать на эту щепетильную тему с отцом. Но тут произошло ещё одно событие из ряда вон.
Приехала на объект очередная высокополномочная комиссия из Москвы. Большие звёзды инспектировали важные объекты, а маленькие звёзды – объекты второстепенные. Ну, и на конюшню пожаловали. Посмотрели, оценили... похвалили. Один молодой капитан захотел вдруг на Граните «прокатиться». Как только не отговаривал его старший конюх, но капитан настоял на своём, и пришлось дяде Мише оседлать Гранита на потеху вальяжной московской публике. Как только капитан, с помощью дяди Миши, уселся в седло, Гранит захрапел, боком подлетел к стене конюшни и ударил смелого капитана, пришпандорив его крепенько так к стене... Гранит бегал вокруг загона и возмущённо храпел, а капитан корчился со сломанной ногой и орал так, что поднял с Малого Кисегача целую стаю диких гусей. Гранита заперли в стойле, а незадачливого капитана срочно отправили в Челябинский лазарет на лечение... После этого случая все далеко обходили ржущего в загоне Гранита, а мимо стойла его бежали чуть ли не пригибаясь... Но Серёжа наш был скверным, то есть упрямым пацаном, и мысли подружиться даже и с таким Гранитом он не оставил...
Сперва он решил дипломатично так ещё раз побеседовать со старшим конюхом.
– Дядя Миша, как Гранит?
– Нормально. Классный жеребец, нечего сказать.
– А кто на нём ездит?
– Только Василий Николаич.
– А вы, дядя Миша, ездили на нём?
– Что ты, что ты, Серёжа. Зачем я полезу на такого дракона? Слышал, небось, как он московского капитана ухомаздал? Я – на Гранита! Да у меня же дома четверо детей. Жена там вся избилась с ними. С деньгами туго. Надо скорей домой. Специальности у меня есть. Всегда заработать сумею.