Против течения (сборник рассказов)
Шрифт:
Мама работала на каком-то закрытом стекольном заводе. Когда катастрофически увеличился поток увечных и раненых с громыхающих где-то далеко от Урала фронтов, из офицерских жён была сформирована как бы бригада по подготовке к приёму раненых: отыскивали подходящие помещения, занимались ремонтом, подбором мебели, комплектацией кухонного, медицинского и прочего оборудования, шили постельное бельё. Всё приходилось делать в спешном порядке: поток раненых резко возрастал с каждым крупным сражением. Но всё успевали, трудились, даже не осознавая меру своего великого духовного подвига... (Их уже нет с нами. Вспоминайте их доброй памятью, погрязшие в суете будничных мелких забот внуки и правнуки этих героических женщин!).
В семейном альбоме сохранилась редкая фотография того военного периода:
– Когда объявили по радио о войне, я Васе (отцу то есть) сразу сказала: «Давай, побежим по магазинам, закупим муки, круп, консервов, печенья, мало ли что...» На что отец мне ответил: «Не паникуй, послезавтра сходим по магазинам, сейчас мне срочно надо бежать в часть и в военкомат. Всё. Я пошёл» (Да, отец был человеком долга, но...). Когда через день пошли по магазинам с сумками и мешочками, там мы увидели только пустые прилавки. Вот так-то. 27 июня проводила отца на фронт и остались мы с Юрой без запаса продуктов... но всё же выжили. Когда ты родился, было совсем тяжело... Чуть подрос. Лежишь и так жалобно пить просишь: «Пить! Пить!». Я тебе дам воды, а ты не пьёшь, головкой крутишь и требуешь: «Мано! Мано!», «молоко» то есть. Что делать?! Во время войны в Свердловске молоко продавали стаканами. Я куплю стакан молока, приду домой, скипячу в бидоне три литра воды, вылью туда молоко, вода станет такой, чуть мутноватой, какой-то голубой, вот её ты пил с удовольствием, только губами чмокал и подхваливал: «Ах, мано! Мано!». А я отвернусь к окну, чтобы ты не видел, и реву как корова. И тебя жалко, и себя жалко, и за отца и страшно и боязно, и весь наш несчастный народ тоже жалко. А что делать? Надо терпеть. И все терпели, страдали, но выжили в конце концов. И мы выжили. Отец с фронта помогал, дед помогал из деревни, даже соседи, сами полуголодные, помогали. Когда ты научился ползать, а потом ходить. Быстро и рано, особенно для такого тяжкого времени, научился ты ходить. Подойдёшь, бывало, к соседним комнатам, приоткроешь двери и смотришь на обедающих эвакуированных. Ничего не просишь. Просто смотришь и молчишь. И они всегда давали тебе чего-нибудь покушать. Так и выжили, может быть, только потому, что помогали друг другу...
Тут мама умолкла. В глазах у неё блестели бесценными алмазами слезинки. Она, как и в те далёкие времена, гордо и величаво как-то отвернулась к окну... Не хотелось ей бередить старые раны, больно и страшно, наверное, было вспоминать прошлое...
А толстенького крепыша Серёжу во время войны все соседи-беженцы, все знакомые, и даже малознакомые люди во дворе звали не по имени, а по как-то незаметно прилепившейся к нему кликухе «назло Гитлеру».
17.05.2016 г.
Первая Серёжкина любовь
«Любви я в ответ не прошу,
Но тем беззаветней
По-прежнему произношу
Обет долголетний».
П.Б. Шелли
Как мы уже неоднократно упоминали, отец нашего героя был военнослужащим. И пришлось Серёже в свои детские и юношеские годы объехать почти весь Урал. Каких только красот не насмотрелся он во время этих переездов! Как полюбил в детстве свою родовую землю, так и остался верен этой любви до преклонных лет.
(В своё время Сергей Васильевич имел возможность сравнивать и здраво осознал, что, скажем, Забайкалье, Дальний Восток, Кавказ, Закарпатье тоже характерны своей неповторимой своеобразной красотой. Но на Урале был ещё и какой-то особенный, немногословный и суровый народ. Местные мужики, например, тявкать не любили, но зато могли при случае какую-нибудь особо громко тявкающую особь в болоте утопить и даже не поперхнуться. Ну, и Сергей Васильевич оказался по жизни этой самой «уральской» породы).
Перед тем, как Серёжке пришла пора идти в первый класс, оказались они в городе Асбесте Свердловской области. Местное население, в том числе и семья нашего героя, жили в двухэтажных домах, а волжские немцы жили в бараках, наскоро построенных недалеко от той школы, где Серёже предстояло учиться.
В
Там, в Асбесте, Серёжа увлёкся голубиной охотой и познакомился с азами верховой езды. Первый раз он оказался верхом на лошади, когда конюхи доверили ему немного промять невысокую беременную гнедую кобылу. Кобыла эта, пройдя шагом метров тридцать, увидела вдруг стоящую недалеко бочку с баландой (с пищевыми отходами), круто повернулась и, насколько позволяло ей толстое пузо, потрусила к ней. Подбежав к бочке, кобылка резко нагнула голову и... лихой наездник Серёжа (он же – пятилетний пацан) полетел через её голову вниз головой прямо в крепко пахнувшую бочку с отходами. Подбежавшие конюхи за ноги вытащили его из этой бочки, обмыли, обсушили... Так началась славная, блестящая карьера лихого джигита и бесстрашного наездника.
Второй сердечной привязанностью для Серёжи стали голуби. Как много было их во дворе, таких разных, но прекрасивых и преданных своим голубятням птиц! Каким разновозрастным, но интересным было сообщество голубятников, этих увлечённых и дружных людей, даже и переманивающих друг у друга молодых голубей (то есть занимающихся «голубиной охотой»). (Вот если к вам в сарайку зашла и живёт чужая курица, вы обязаны немедленно вернуть её законным хозяевам, иначе прослывёте ненадёжным человеком, прощелыгой и даже вором! А если ваш голубь залетит в чужую голубятню, то вы его можете только «выкупить», и то, если хозяин этой голубятни захочет вернуть вам вашего голубя. Как это было увлекательно – сманивать чужих голубей! И сравнить невозможно с нудными и совершенно неинтересными школьными уроками!).
Так голуби и лошади стали и оставались для него самыми прекрасными живыми существами до его уже почти преклонного возраста! (Но сейчас у Сергея Васильевича нет ни голубей, ни лошадок. Даже какой-нибудь облупленной сороки в клетке или заезженной клячи в каморке – нет. Да почти и ничего нет. Но он живёт, не унывает и радуется своей копеечной пенсии. Ему повезло. Ведь он прожил свою жизнь беззаботно, весело, интересно и счастливо. Чего и вам, алчные и суетливые дураки, желаем!).
На почве общего увлечения голубиной охотой подружился вездесущий Серёжа и с немецкими пацанами (Это были не те, а другие немцы, волжские. Их перевели на Урал в военное время по понятным причинам безопасности. У них даже говор был другой, и более мягкий, не такой вызывающий как берлинский акцент).
В первые послевоенные годы в стране было туговато с хлебом (Ну как же, надо было помогать подловатым европейским пяшкам строить совершенно им чуждый и ненужный социализм!), очереди за хлебом в магазинах были огромные, самые наглые покупатели по головам лезли к прилавку. А в немецком барачном квартале магазина не было. Немцы ходили покупать хлеб в «русский» магазин. Война только что закончилась. Злобное отношение к «проклятой немчуре» у многих ещё жило в умах и сердцах, особенно у старших пацанов. Спонтанно возникали у продуктового магазина и драки. В одну из таких драк зачем-то влез и пятилетний правдоборец Серёжа. После войны старшие пацаны лихими были: у всех в руках свинчатки и кастеты. Ну и попал в суматохе неизвестно от какой из бодающихся сторон наш малолетний герой под увесистый удар кого-то из опытных, значительно старше его, драчунов.
Принесли Серёжу домой. Смутно помнит он наполненный кровавой жидкостью тазик...
Пришедший врач предупредил родителей, что зрение у малолетнего «бойца» может ухудшиться... Таковым было первое боевое крещение нашего юного героя. Конечно. Рановато вышел он на тропу войны. Но у каждого – своя судьба.
Детский садик Серёжа никогда не посещал. Парами и строем никогда не ходил и выполнять чьи-то истерические команды не умел. Ему было хорошо дома. Вечерами он любил читать русские, а потом и немецкие книжки. Папа и мама были добрыми людьми. Он любил их, любил старшего, увлекающегося военным делом и спортом, брата, любил поднимать под небеса голубиные стаи, обожал скакать на просёлочных дорогах на лихих скакунах... Но наступил сентябрь и Серёжу безжалостно отвели в школу. Как говорится: первый раз – и сразу в первый класс.