Противоречия: Собрание стихотворений

Лозина-Лозинский Алексей Константинович

АЭРОНАВТЫ

Одни не дошли до познанья вещей — Им мысль заменили обычай, молебны; Им надо свое, надо простеньких дней… Им крылья не нужны или враждебны. Другие прорвалися в подлинный мир, Но вдруг, испугавшись его, онемели Иль ложью опять оправдали свой мир. Им крылья не даны; они их взять не смели. А третьи, познав, не хотели солгать, Но грезы, презренье и мысль истомили Их злобную, бледную, слабую рать. Их крылья сломаны иль их же задавили. 1910-1911

АУТО-ДА-ФЕ

(Старинная серенада)

Mein dunkles Herze liebt dich,

Es liebt dich und es bricht,

Und bricht und zuckt und verblutet,

Aber du siehst es nicht

Н. Heine

Когда, над лучами сверкая, В траве проскользает змея, То

вдруг, о тебе вспоминая, Как сумрачен делаюсь я. Когда белоснежный, высокий, В лазурный, манящий простор Скрывается парус далекий – Тебя провожает мой взор. Когда в небесах потухает Звезда полунощной порой, То нежность моя называет Ту быструю искру тобой. Ах, в сердце звезда та упала, Зажгла мне лампаду в груди… Давно меня жжет ее жало И смерть мне сулит впереди. В ней пламя трепещет и вьется Лукавым, веселым огнем, А сердце, как маятник, бьется, Прожженное этим огнем. О, сердце! Зови своим стуком Волшебные грезы ко мне – Мы храм моим сладостным звукам Построим в твоей глубине, И дивным и мощным органом Мы своды его потрясем, И высшим мы жреческим саном Волшебника в нем облечем. Ты знаешь его, дорогая, Ты знала напевы его, Когда я тебе, замирая, Легенды шептал на ушко… Я слушал не раз его саги, Когда я камин свой мешал, За чашею пенистой браги Не раз я под них засыпал… Он в юности разным проказам Учил меня, сказочник-дед… Тот сказочник – добрый мой разум; Теперь он и ласков, и сед. И ныне прелестными снами Меня забавляет старик. Но в сердца торжественном храме Он будет и мудр, и велик. В лампадах затеплит огонь он; Чуть сердца осветится свод – Прекрасен, силен, многозвонен, Хор ангелов там запоет, С старинною, дивною верой Молитву старик сотворит, Заплачет орган Miserere, Торжественней хор зазвучит; Под эти печальные звуки Священник огонь разведет, И душу мою он на муки На этот костер поведет. Любовна, проста и несчастна, Умрет она гордо, без слов, И будут лобзать ее страстно Концы огневых языков. И будет жалеть, умирая, Что нет уж страданий былых, Что жжет еще больше, лаская, Огонь поцелуев твоих. 1910-1914

ДРУЗЬЯМ

Мы не входили в жизнь, мы ворвалися в бой, С насмешкой к трусости, с враждою к мраку. Большою, дружною, веселою толпой, Колонной дерзкою со знаменем мечтой, Мазуркой мы пошли в атаку. Как молод был, красив, как смел был наш набег, Богатых правдою и сильных знаньем; Стыдливы, злы, мы шли, не опуская век, И преклонение пред словом «человек» Мы прятали под отрицаньем. Как было нам смешно тогда глядеть на тех, Кто, полюбив покой, уют ленивый, Не зная прошлого, ни будущего вех, Влачился и скучал, чья жизнь был труд и грех, Грех мелкий, залганный, стыдливый. Ах, нет, сперва был бой. Сперва была борьба, Но наша цепь в ней сразу разорвалась… Один, другой исчез… Чудовищна, тупа, Сдавила чернь вокруг… В ней вольная толпа Рассеялась и затерялась… И наши голоса покрыл могучий гул Врагов. Идешь и ищешь лиц знакомых, Вот друг былой на миг вдали тебе мелькнул, Упал, кричит, и видишь, как его лягнул Осел под хохот насекомых. Мы все теперь молчим. Ритмичный, страшный стук Дней и годов нам был взамен награды. И если ныне мы услышим, что наш друг В ливрее ходит, то, изобразив испуг, Не правда ли, мы втайне рады? 1911

«Когда заснуть невмочь…»

Когда заснуть невмочь И дух тебя томит, Иди на площадь в ночь. На ширь звенящих плит. Там зданий ряд далек, Звук кажется утроен, Пустынен, и покоен, И царственно широк Размеренный простор, И ровно дышит мрак… Как долог взор, Задумчив шаг… Там есть тяжелый храм Он стар. Он утомлен. По звонким ступеням Взойди под строй колонн, Где гулы тишины И тени притаились… Молчи. С камнями сжились Здесь вековые сны. Идущий в сумрак свод… Чуть слышный дальний шум… О, ширь высот! О, четкость дум! Здесь – звонкость колоннад. Здесь – шепот дряхлых ниш. Мгновения летят. Стройна ночная тишь Ритмично мир идет Куда-то мимо, мимо… О, разве выразимо Раздумие высот, Душа ночных минут И сложность чутких снов? Они умрут Со мной без слов. Тогда как горячо Мне шепчет мысль моя, Что кто-то есть еще, Кто в мире, как и я, Измучен сменой дней И бездной небосвода, Крадется к мыслям свода И спящих площадей. Мне

кажется, его Я встречу, я найду… О, кто ты, кто, Кого я жду? 1911 СПб

«Невский под вечер.Девицы, разносчики…»

Невский под вечер. Девицы, разносчики, Шубы собольи, фаты и извозчики. Десять часов. Началася ловитва… Ха – Ха – Ха! Люди! Жизнь – это молитва! 1911

«Вот нищий, слепой… И просит и гнется…»

Вот нищий, слепой… И просит и гнется, И руку сует. Я полн тоской, Даю ему медь, а сердце рвется: О, Боже, зачем, зачем слепой! 1911-1912

«Рифм ищу я, поэт, для искусства…»

Рифм ищу я, поэт, для искусства, Продаю я созвучия вновь. О, пусть ценят, как пряности, чувство! Как за устрицы, платят за кровь! 1911-1912

«Жизнь мне кажется скучною ссорой…»

Жизнь мне кажется скучною ссорой, Человек же боксером тупым, Но во всяком есть гений, который Только заперт рассудком сухим. Труд, и пошлость, и злость рассуждений… Не стыдись же себя, не молчи: Человек – это замкнутый гений! О, найдите, найдите ключи! 1911-1912

В КАФЭ

«Еще стакан!» – «здесь место есть свободное?» – И крики и люд – переменные. И блики ламп. Писатели модные, Студенчество, биржа, военные. А, «девочка»! Наглая, шумная; Улыбка греховно-скользящая… Здесь жизнь твоя – яркая, умная, Но будто бы не настоящая. 1911-1912

НИЩЕМУ МАЛЬЧИКУ

Свиненок! Дрянь! Негодяй! Вымогательство! И как монотонно лжет… Ведь знаю я – тут наем, надувательство; Подай – «хозяин» пропьет. А он-то, он! По холоду зимнему И рыщет, и лжет нам всем… Но… все-таки… Буржуа! Подадим ему, Мальчишка прозяб совсем! 1911-1912

«После быстрых, ненужных метаний…»

После быстрых, ненужных метаний Непрожитого, тусклого дня Среди каменных улиц и зданий, Оскорбленные рои желаний И ласкают и мучат меня… Весна 1912

«Пред мной предвечная лазурь…»

Пред мной предвечная лазурь. Безбрежность, ясность, ласка. Нет, мозг, не верь, мой лоб нахмурь – Вся эта ласковость – предательская маска. Где я? Где я влачу ярмо? В пространстве… А пространство? Где, в чем лежит оно само? Всё скрыто, нам дано лишь внешнее убранство. Не брать! Не скрашивать позор, Не доверяться раю! Я говорю: да, небо, да, простор. Коротким словом я безбрежность заменяю. Эй, ты, предвечное кольцо! Я – смертный, я – калека, Бросаю я тебе в лицо Элементарное мышленье человека! Весна 1912 Лесной

ОСЕНЬ

(к рисунку Мисси)

Красные, желтые листья осенние, Ветром гонимые вдаль. Небо бесстрастное, дума – сомнение, Черная нива – печаль. О, колоннада дворянской усадьбы, Дряхлый, пустой мезонин! Здесь были псарни, охоты и свадьбы… Я – бесконечно один. Что за грусть у мезонина? Полно, прочь платок от глаз, Трубадур больного сплина! Арлекин и Коломбина, Арлекин и Коломбина, Не забыли злых гримас! Кажется, кажется, жизнь моя с листиком Схожа… Летит, но куда? Тишь и прозрачность… Я сделаюсь мистиком Здесь, где застыли года! Сжавшись от стужи, белеет Психея, Мрамор, запятнанный мхом… Шорох аллеи… О, что это, где я? Что это, то, что кругом? Полно, старая шарманка, Хрипом мучить без конца! Где-то пляшет обезьянка, С ней смеется итальянка, Мона-Бьянка, мона-Бьянка, И поет, и ждет певца! Вышел я в зало. И зало старинное Строго, как канцлер, глядит: Четко-квадратное, темное, длинное… Что оно мне говорит? О, отыщите мне жизни ответы, Осень, пустой мезонин, Страшные, темные в зале портреты, Хитро-узорный камин. Трубадур подобен мулу: Он упрям в своих мечтах. Ах, пойми, есть много гулу И веселого разгулу В Перу, в Конго, в Гонолулу, На Канарских островах! Весна 1912

«Идет в поколеньях мир…»

Идет в поколеньях мир К не нашим, огромным целям. Младенчески-радостный клир Сулит цветы колыбелям… Грохочет, смеется ряд Обманутых грез простора… А глупые люди кричат Вокруг всё того же вздора. Мгновенье… Мгновенье – ты. Мгновенья – земли эпохи. Безудержно лгут мечты, Назойливо плачут вздохи. Грохочет, растет гроза… А мы-то всё строим, строим… На правду закроем глаза, Закроем глаза, закроем! Осень 1912 СПб