Он, злобный, вниз сползалС безжизненных высот.Он Бога там искал,И там был Бог и лед.Внизу, в селе убогом,Не будет злой своим…Но разве можно жить с Богом?О, нет! Лучше быть злым.Она устало шлаНаверх, в объятья льда.От грубости и злаОна бежит… Куда?Средь льдов – покой, как в гробе,Там некого любить…Но разве можно жить в злобе?О, нет! Лучше не жить.И встретились ониИ робко обнялись…Бежали дни и дни,Глядели двое в высь,Где синею эмальюЗастыла глубина…Ведь
можно жить и печалью,Если она нежна?..
4. «Перерезали черные ели…»
Перерезали черные елиНеподвижный, огромный закат.Оттенить его яркость хотелиВековечные, черные ели.Длинный ряд…Мхом заросший, угрюмый, горбатый,Тяжкий камень средь сосен лежал,И горел при сияньи закатаТяжкий камень, угрюмый, горбатый,Как коралл.А у камня сидел, опечален,С отуманенным, жалким лицом,Гном, приползший из ближних прогалин;Он у камня сидел, опечален,Бедный гном.«Умерла моя светлая фея, –Гном шептал, – а она здесь жила»…Гном шептал, на закате алея:«Умерла моя светлая фея,Умерла»…
«Он ей лгал. Он смеялся, играл…»
Он ей лгал. Он смеялся, играл,Чтоб улыбку ее увидать.Он любил ее? Да. Но и лгал,Чтоб не дать ей себя разгадать.И улыбкой своей утомлен,Он ушел в беспросветный туман…То обман был, конечно, но онБыл безумно-бесцельный обман.
В ВОСЕМНАДЦАТЬ ЛЕТ
1. «Я влюбился в глаза незнакомки…»
Я влюбился в глаза незнакомки,В задремавшие в глуби их сны…Мне казалось, глаза были громки,Сны, бездонно, как омут, темны.Мы летели вдвоем на площадке,Жуткой ночью, по рельсам стальным,И глаза, и прелестны, и гадки,Ворожили над сердцем моим.Сквозь мельканья снежинок, в тьме ночи,Покорял меня отблеск в глазах…Помню я, что такие же очиЯ на старых видал образах.В них дремали глубокие чары;Это – смерть, угадал я чутьем.Эта женщина скрылась, кошмарыМне оставив надолго потом…
2. «Я головку нашел у скульптора…»
Я головку нашел у скульптора,Позабытую где-то в углу…Завалялась средь старого сораТа головка давно на полу.Неокончены, начаты еле,Чуть набросаны были черты,Но глаза уже будто глядели,Как в тумане, сквозь дымку мечты …Глина ссохлась, и шрамами злымиЗмейки трещин упрямо прошлиНа лице, будто свыкшемся с ними,Ничего уж не ждавшем в пыли.Мелко сыпалась глина сухая,Так безжалостно, даже куски,Равнодушно, мертво, не меняяВыраженья спокойной тоски.Да, головка едва выделялась,Но прелестной, прелестной была…Чуть родившись, она замечталась,Статуэтка, и так умерла.Я унес ее. Очи немыеУкрашали жилище мое,На закате носил ей цветы я,Целовал я тихонько ее.Я тогда был и робок, и молод,Но тогда уже был я одним,И мне нравился губ ее холод,Было сладко, что я нелюбим.Как любил я ее нерасцветшей,Не желавшей ни мыслить, ни жить,Не заплакавшей, молча ушедшей,Пожимая плечом, может быть…Я был полн величайших вопросовИ на все в ней ответ был найден.Безбородый, печальный философ,Как задумчиво я был влюблен…
III
ШЕЛЕСТ ТАЙНЫ
«Мансарда темная, окно, ряд книжных полок…»
Мансарда
темная, окно, ряд книжных полок,Далекая, томящая звезда.За грудою письмен морщинистый астролог.Прелестная, седая борода.Дочь сзади подошла и положила руки.Он не слыхал шагов: ковры украли звуки.Она оставила наскучившие пяльцы,Пришла прозрачные купать в сединах пальцы.Он встал, открыл окно; и отдался прохладе.С его душой лучом сплелась звезда.Он тихо прошептал: «Здесь миллиарды стадий.Молчание… И сзади темнота.Они стоят вдвоем пред пологом блестящим.Прижалась девушка, стал взор ее молящим…– «Ты до сих пор еще боишься этой дали?» –– «Но ведь и ты, отец…» И оба замолчали.
«В минуты прелестных бессилий…»
В минуты прелестных бессилийМне грезится лес шелестящий,И пруд заколдованных лилий,И капища мрамор блестящий.И я, в ожиданье и муке,При мучащем ночь полнолунье,Иду по тропинке, дав рукиВолнующей, бледной колдунье.Куда мы идем – я не знаю,Но травы как будто бы знают;Я розы рукой раздвигаю,Чуть трону – они умирают.И месяц, заливший просторы,Рассыпанный бликами в чаще,И лилии, и мандрагоры, –Все в полночи знают молчащей.Колдуньины руки лаская,Шепчу я, что это тревожит;Она поглядит, умоляя,И палец к губам мне приложит.Вот гулкие своды пещеры…Там будут во тьме подземельяКораллы, ручные пантерыИ пьяные крики веселья!Скорей! Я хочу, чтоб случайно,Болезненно было ночное!Сегодня – и трепет, и тайна,Смерть завтра – и значит другое…
НА ГАНГЕ
(Декорация)
Тишина. Воды Ганга заснули спокойно;Пышен лес и лазурно-яснаДаль хребтов; небо сине и знойно…Тишина…Дышит воздух истомою лени,И не слышно в лесу голосов,И застыли задумчиво тениДвух слонов.Красный тигр, полосатый, огромный,Сладко нежится, вставши от сна,И глаза переливны и томны,Как волна…И коварно, и мягко, с опаской,Раздвигает узоры ветвей…И глядят с непонятною ласкойОчи змей.Белизною сверкают чертоги,Мощных пагод торжественный ряд,И факиры, недвижны и строги,Тайны зрят.
«Она опять придет. Сегодня ночью. Знаю…»
Она опять придет. Сегодня ночью. Знаю…Измучусь вновь в ее объятьях я.Конечно, это бред, но я… я жду, мечтаю…Она нема, любовница моя…Когда она пришла? Давно. Пришла когда-то.Откуда, как?.. Кто знает, кто поймет…Одета, как и все, так просто, небогато,Бледна, скромна, пока не подойдет.И так тиха, как тень. Но поцелуи грубы,А взор ее и страшен, и могуч…Сейчас наклонится… сейчас вопьется в губы…О, подожди! Не мучь меня, не мучь!
«В эпоху тьмы, в начале мирозданья…»
В эпоху тьмы, в начале мирозданья,Когда земля еще была в лесах густыхИ ящеры кишели в них,И мамонты, и грифы, и созданьяЕдва рождавшейся, испуганной мечтыПолулюдской, кочующей орды –Сквозь ветви пальм, недвижно, вечерами,Следили родичи лесных, крикливых стад,Как яркий погасал закатИ облака ложились полосами.И с первобытною, наивною тоскойКазалось им, навек гас свет дневной.В глубинах чувств неся седые тайны,Мы сохранили этот ночи детский страхИ скорбь о гибнущих лучах…По вечерам, один, и у лесной окрайны,Как дикий предок мой, могу я лишь рыдать,Бессильный грусть словами передать.