Протопоп Аввакум и начало Раскола
Шрифт:
Кириково было в двух шагах от Лыскова. Это местечко, очень похожее на Мурашкино, также было родовым поместьем царя; однако оно было в такой же мере богатое и оживленное и еще больше благоденствовало, так как почти прилегало к Волге. Здесь был очень крупный хлебный рынок, рынок скота и соли. Пристанская торговля, наличие крестьян, разбогатевших от торговли и судоходства, многочисленные случайные путешественники по большому водному пути, наконец, неустойчивое население, характерное для подобного рода центров, – все это способствовало веселому образу жизни, который отнюдь нельзя было назвать нравственным [336] . На берегу было много кабаков, перед которыми собирались скоморохи с «учеными» зверями, плясали и устраивали разные греховные потехи [337] . Как раз в Лыскове Аввакум, придя туда навестить одного из своих друзей, священника, увидел, как его побивают камнями, после того как он посетил и увещевал одного недостойного человека [338] . Этот друг был другой будущий Иларион. Впрочем, событие это, наверное, произошло позднее. Но мы легко можем предположить, что эта нежная привязанность родилась не сразу и что она возникла с детства обоих.
336
Лысково, как и Мурашкино, было пожаловано 26 сентября 1645 г. боярину Борису Морозову. После его смерти оба поместья вернулись в Тайный приказ как государственные владения (Заозерский. С. 29).
337
Титов. Троицкий Макарьевский Желтоводский монастырь. С. 38–39.
338
РИБ. Т. 39. Стб. 304.
В его
Оставив за собой Лысково, они переплыли реку на лодке. Монастырь не имел еще того величественного вида, который он приобрел впоследствии и прекрасные остатки которого он еще хранит до сих пор, несмотря на разрушение. У него еще не было стен, его единственная церковь во имя Пресвятой Троицы была деревянная, подобно всем церквам, которые паломники встречали на своем пути в любом селе. На вид это была бы просто изба, не будь на ее крыше креста. Весь монастырь состоял из 15 бревенчатых келий, где жили около тридцати монахов и иконописцев; большой колокол не весил даже полутора пудов. Единственное богатство этого монастыря состояло из иконы Троицы в золотом окладе, иконы Божией Матери Одигитрии с золотым венчиком и нескольких книг, в том числе и книги св. Ефрема Сирина. Но местность была чудесная, между громадной рекой и диким лесом. Кроме того, это место было очагом духовного возрождения. Святое место, опустошенное в 1439 г. татарами, было только что восстановлено после почти двухвекового запустения Авраамием, неким монахом из Мурашкина, которому во сне явился основатель монастыря Макарий и повелел ему восстановить его обитель. Авраамий был еще жив; он умер только 5 апреля 1640 г. Там был также некий Арсений, бывший учитель Никона, потом сделавшийся священником и бывший им с 1628 до конца 1630 г. Вероятно, затем он удалился на покой. Это были образованные и благочестивые монахи, которые, как надо думать, создавали вокруг себя очаг интеллектуальной и духовной жизни [339] . Из монахов Макариевского монастыря в первой половине XVII в. выйдут, помимо Никона и Илариона, некоторые замечательные духовные лица: Корнилий, казанский митрополит; Филарет, будущий нижегородский митрополит; Сергий, настоятель Благовещенского монастыря в Нижнем; Павел, настоятель Иосифо-Волоколамского монастыря [340] , и, вероятно, Симеон, митрополит Тобольский. Итак, среда была благоприятная. Ярмарка, только что возродившаяся и признанная официально только в 1641 г., имущественные споры с обитателями Лыскова, привилегии, дарованные властью, наконец, приобретенное богатство – все это еще не внесло в эту мирную обитель губительные семена разврата и корысти [341] .
339
В 1640 г. Авраамий оставил библиотеку из 64 томов (ВОИДР. 8. Смесь. С. 43–50).
340
Речь идет о Павле, будущем игумене Пафнутьева Боровского монастыря (в 1651–1652 гг.) и епископе Коломенском и Каширском (в 1652–1654 гг.). – Прим. ред.
341
Касательно Макариевского монастыря имеется прекрасно изданная монография: Титов. Троицкий Макарьевский Желтоводский монастырь. См. также: Писцовая книга № 292. Л. 878.
Там Аввакум и его товарищ, два маленьких «попенка», могли с рвением погрузиться в чтение, молитву, мечтать о своем призвании, мысленно исправлять пороки, которые их возмущали, спасать православие в России: ибо именно столь высоки были их мечты, так пылка их вера! Они не ведали, что Провидение через несколько лет противопоставит их друг другу, не предав, однако, забвению воспоминание об их счастливых днях дружбы. Иларион, сделавшись могущественным, осыпает подарками свой бывший монастырь; чувствуя приближение смерти, он пожелает, но тщетно, закончить там остаток своих дней [342] . И в тот же самый год Аввакум в своей написанной в земляной тюрьме «Беседе» упрекнет его, во имя прошлого, за его настоящую роль преследователя и придворного епископа и напишет: «Ох, ох, бедной! Не кому по тебе плакать. Не достоин бо век твой весь Макарьевскаго монастыря единоя нощи. Помнишь ли, как на комарах-тех стаевано на молитве? Явно ослепил тебя диавол. Где ты, мот, девал столко добра? И другов погубил!» [343]
342
Воздвиженский. Историческое обозрение Рязанской иерархии. С. 130–150.
343
РИБ. Т. 39. Стб. 303–304.
VI
Его брак с Анастасией и его отъезд
Так рос Аввакум в Григорове, когда умер его отец. Когда произошло это событие? Оно должно было произойти после 1634 года, так как в этом году родился Евфимий, и вскоре после его рождения, так как Аввакум нам говорит, что он остался юным сиротой: это выражение побуждает нас предполагать, что ему было не больше 15 лет, следовательно, это было в 1636 г. [344]
Материальное положение семьи, естественно, ухудшилось: у матери на руках остались пять сыновей, а сколько еще дочерей? Старший был еще слишком молод, чтобы стремиться сразу наследовать отцу. Сначала надо было женить его. Этим и занялись. Позднее Аввакум расскажет снисходительно об этом эпизоде своей молодости: в городке была молодая девушка по имени Анастасия, дочь кузнеца Марка [345] , который также только что умер. Работа отца делала семью зажиточной, смерть его вскоре познакомила ее с бедностью. Анастасия пользовалась лишь малой долей обеспеченности, которая – по Аристотелю и святому Фоме, – делает добродетель возможной и в особенности позволяет осуществить некоторые определенные добродетели, такие, как бескорыстие, моральная независимость, просвещенная разумом привязанность, преданность идеалу. Сходство их положения и еще более того – сходство их характеров и их стремлений сблизило молодых людей. Они полюбили друг друга. Когда Аввакум просил у Матери Божией даровать ему жену, которая помогла бы ему обрести свое спасение, он уже предчувствовал Анастасию; а она прямо просила у Господа Бога соединить ее с Аввакумом. Этот брак, как кажется, не был заключен по обычаю того века и многих будущих веков, как то водилось в русских деревнях: по инициативе и по принуждению заинтересованных родителей. Это был брак по любви и основанный на одинаковых жизненных идеалах. Анастасия Марковна оказалась действительной помощницей Аввакума на протяжении всей его героической и трагической жизни.
344
Житие. Л. 197.
345
А не торговца, как об этом неправильно пишет Тихонравов, который ввел в ошибку Г. В. Есипова (Есипов. I. С. 107) и С. А. Венгерова (Венгеров. С. 25).
Итак, Аввакум женился [346] . С этого началась новая жизнь семьи: младшие переходят на попечение нового главы семьи; мать, замещавшая место отца после его смерти на общинных собраниях, как и у себя в доме, – отстраняется; ее задача здесь, на земле, выполнена. Мать Аввакума уходит в монастырь, может быть даже в Мурашкино, постригается, принимает великую схиму и умирает.
Что же происходит потом? Точно мы этого не знаем [347] . Аввакум нам говорит, что родные его выгнали и что он должен был переселиться в другое место. Очевидно, что дом священника при церкви принадлежал общине [348] . Дом этот после смерти попа Петра занял его преемник, может быть, один из его братьев. Сначала он терпел присутствие вдовы и детей. Но когда старший из детей женился, а мать уехала, новый священник счел, что ничего уже его не обязывает по отношению к семье умершего попа. Может быть, даже Аввакум и протестовал перед общинным собранием, но ему было отказано: этот отказ и подтверждает слово «изгнание». Как бы там ни было, он должен был со своей женой и со своими младшими братьями покинуть свое родовое село, куда он уже никогда не возвра щался [349] . Рано, очень рано перед ним открылся тот длинный ряд изгнаний и высылок, которые будут ему сопутствовать на протяжении всего его жизненного пути.
346
Трудно определить дату его брака. Мы знаем, что требуемый возраст для юношей был 15 лет и 12 лет для девушек (ДАИ. I. № 52;
347
«Житие» выражается здесь неопределенно. Автор отмечает свое изгнание из Григорова до своего брака, но он вернулся туда (Житие. Л. 197, 197 об.), и выражение «в том же самом селе», по отношению к Анастасии, ясно говорит, что брак состоялся в Григорове. Аввакум повторяется, ибо этот вынужденный отъезд дает окраску всему повествованию.
348
Мы знаем, что поп Петр сам не был из Григорова, но обосновался там несколько раньше рождения Аввакума.
349
В Григорове я нашел одну семью, которая сама предполагает, что она происходит от Аввакума. Это притязание, впрочем, ни на чем не основано.
Когда он ушел из Григорова, ему, вероятно, еще не было 20 лет, а между тем он был уже почти сложившимся человеком. Его детские и юношеские годы объясняют нам его интеллектуальную зрелость. У него железное здоровье, тело его – «одежда из брони», которая нечувствительна к болям и почти неуязвима, которая бросает вызов всем силам природы и стихиям и неизменно сопутствует ему на протяжении всех его страданий, повинуясь разуму, который повелевает телу. Он принадлежит к крестьянской среде, речь его – продукт этой среды, у него очень верное чутье, он полон любви к простой, ясной и прекрасной природе; у него непогрешимый здравый смысл, ум практичный и реалистичный. Перед сильными мира сего, которые мятутся по стихиям мира сего, но нравственно не превосходят обычного человеческого уровня, он нисколько не высказывает подобострастия, но полон непосредственного выражения своих чувств: привязанности, расположения, сочувствия или справедливого негодования. Однако он осуждал тот народ, жизнь которого он разделял; его положение, каково бы оно ни было, превосходившее других, его ум, его воспитание, образование – заставляли его возненавидеть главный порок слабых людей, который, увы, он видел в своей собственной семье – пьянство. Он стремится вообще к нравам более чистым, к более строгому соблюдению правил и пристойному поведению в церкви, к более сознательному отношению к вере. Эти стремления внушают ему его внутреннее призвание: исправлять и спасать православный народ. Ни одной минуты он не думает спастись только одному: он, несмотря на пример стольких святых, никогда не покинет своей семьи и мирской жизни, чтобы уйти в монастырь. В стороне от суетного века, вдали от терзаний совести и искушений совершенствование достигается легко, если только человек к нему стремится. Имея хотя бы каплю добродетели и знания и достаточно покорности перед сильными мира сего, нетрудно сделаться из монаха настоятелем и архимандритом, а из архимандрита – епископом. Но нет! Сын попа предназначил себе другое поприще: быть аскетом среди мирской суеты, воинствующим христианином, несмотря ни на какие условия, одновременно братом, супругом, пастырем, апостолом, – действующим словом, делом и пером, – руководителем совести, учителем верующих, постоянно заботящимся о душах паствы, одним словом, – священником в высшем и лучшем смысле этого слова.
Глава III
Аввакум-священник. Как создавался пастырь (1640–1647)
I
Посвящение
После Григорова мы находим Аввакума в Лопатищах. Почему он направился именно в это село? Во-первых, у него тут имелись родственники: двоюродный брат, о котором он говорит нам в своем Житии, был образованным и благочестивым молодым человеком [350] . Он не мог не чувствовать к нему привязанности. Затем, Лопатищи были расположены во владениях Федора Волынского [351] и не очень далеко от Григорова, на расстоянии примерно 15 верст. Переезд был небольшой. Поэтому есть все основания предполагать, что промежуточного места служения у него не было и Аввакум начал там служение не только священника, но и дьякона [352] .
350
Житие. Л. 267 об.
351
По всей вероятности, именно в 1644 году Анна, дочь Федора Волынского, вышла замуж за Петра Шереметева, сына боярина Василия (Систематическое описание… рукописей собрания гр. А. С. Уварова. III. С. 220) и в качестве приданого принесла ему Лопатищи. Во всяком случае, они принадлежали Петру Шереметеву в 1646 г. (Писцовая книга № 296. С. 463–467).
352
Все это не более чем вероятность. Точных данных об этом нет.
Мы можем построить следующую гипотезу. Дядя Аввакума был священником в Лопатищах [353] . Сын его не имел религиозного призвания [354] . Он, естественно, подумал, в качестве преемника, о своем племяннике, который по своему общему облику и образованию соответствовал нужным требованиям. Видя его изгнанным из Григорова, он призвал его и сперва способствовал его утверждению общиной в качестве диакона. Аввакум был поставлен в диаконы в двадцать один год; это единственное верное, что мы знаем, раз он сам нам говорит об этом [355] . Это не был возраст, установленный канонами (полагалось в 25 лет) [356] , но при общем неустройстве Церкви на это не обращалось особого внимания. Аввакум говорит нам, что это показывает, как Господь вел его необыкновенными путями.
353
Когда Аввакум говорит нам, что он священнического рода (РИБ. Т. 39. Стб. 926), это значит, что он признает себя таковым как по прямой, так и по косвенной линии. Откуда бы двоюродный брат Аввакума унаследовал вкус к книгам (Житие. Л. 267 об.), как не от отца-священника?
354
Аввакум намекает на это примерно в 1648 г., говоря о нем как о простом мирянине. Он был, впрочем, зажиточным крестьянином (Житие. Л. 267 об. и след.).
355
Житие. Л. 197 об. Одновременно с посвящением в сан диакона епископ возводил и в должности церковнослужителей: свещеносца, чтеца, псаломщика, иподиакона (См. ставленые грамоты у Извекова: Извеков. II. С. 228–230; АЮ. С. 407–410. № 386).
356
Правило Ильи, архиепископа Новгородского, XII в. (Смирнов С. Материалы. С. 109); инструкции Никона от 1654 г. (Николаевский. Из истории сношений. С. 44–45); Требник 1658 г. (Л. 86).
О времени служения Аввакума диаконом мы не знаем ровно ничего, кроме того, что оно продолжалось два года [357] . Двадцати трех лет, вместо положенных тридцати, Аввакум был рукоположен в иереи [358] .
Где он был рукоположен? Лопатищи, как и Григорово, находились в нижегородском подчинении, а Нижний подчинялся епархиальной власти патриарха. По всем правилам Аввакум должен был бы сперва в 1642 году, а потом и в 1644 г. предпринять путешествие в Москву, чтобы быть рукоположенным патриархом или назначенным им на то епископом. Однако нигде в его сочинениях ничего об этом не говорится. С другой стороны, мы знаем о том, что патриарх Иосиф, по-видимому, отнюдь не в начале своего патриаршества, сделал сильно раскритикованное распоряжение о том, чтобы ставленники непременно приезжали рукополагаться в Москву, иногда предпринимая путешествие в целых 800 верст, в то время как раньше они обращались к более близкому епископу [359] . Точная дата появления этого распоряжения нам неизвестна [360] , но мы не имеем никаких оснований приписывать ее первым годам его пребывания на патриаршем престоле. Следовательно, почти наверное как в 1642 г., так и в 1644 г. Аввакум не должен был ехать в столицу [361] . Ближайшими епископами были казанский и суздальский.
357
Житие. Л. 197 об.
358
Канонический возраст для священника указывается в тех же книгах, где говорится о каноническом возрасте дьякона.
359
Макарий. История русской церкви. XI. С. 180–181.
360
Его приписывают алчности патриаршего казначея Ивана Кокошилова, однако последний начинает фигурировать в этой должности лишь с конца 1646 г. Далее он становится дьяком в Разряде, где он продолжает служить еще в 1660 г. (Шимко. С. 13).
361
Однако необходимо отметить, что еще в 1645 г. в книге записей московских поставлений (ГИМ. Синодальное собрание. № 424) встречается немало имен ставленников из Нижегородского края (Курмыш, Арзамас и др.), а также из Вятского края (Вятка, Галич и др.). За 1644 год такой книги не существует.