Проверка на твердость
Шрифт:
Лейтенант Винтер ждал уже наверху, на проезжей части дороги. Рядом с ним стоял командир роты с секундомером в руках. Пыхтя и сопя, солдаты взбирались по насыпи. В спешке отделения перепутались. Некоторые солдаты отстали на несколько шагов. В их числе был и Михаэль Кошенц, который теперь сам нес свое оружие и снаряжение. Он передвигался, ставя негнущиеся ноги циркулем. Бруно Преллер помог солдату с бледным лицом из третьего отделения выбраться из корней деревьев. Из-за этого оба отстали на несколько метров. Бруно Преллер, поднимаясь по склону вверх, оказался предпоследним во взводе. Несмотря на спешку, он увидел белый, сложенный вдвое лист бумаги, лежавший в траве, и поднял его. Письмо. Без конверта. Видимо, его потерял один из товарищей, уже становившихся в строй на дороге.
— Двое из первого отделения, — обратился к ним лейтенант Винтер, — соберитесь с силами! Это вам еще в жизни пригодится, солдат Кошенц!
Гигант проглотил возражение. Он слишком устал, чтобы волноваться еще из-за этого.
Спускающийся лифт остановился на втором этаже. Это Дорис Юнгман нажала на кнопку. Ее коллеги посмотрели на нее непонимающим взглядом. Уже конец работы, а выход на первом этаже.
— Привет, — сказала она. — Мне нужно заглянуть еще в центральную.
Дощечка на двери гласила, что посторонним вход воспрещен. Телефонистка как раз собиралась уходить. Она у зеркала подкрашивала губы помадой перламутрового цвета. Нет, Дорис никто не звонил. В течение всего дня. Ошибка исключена.
— Ждешь важного звонка? — спросила она и, послюнявив палец, слегка пригладила свои черные, выщипанные до тонкой полоски брови. — А сама не можешь позвонить? У меня есть еще несколько минут времени.
— Благодарю, — ответила Дорис. — Это не срочно.
Прошло уже двадцать минут после закрытия магазина. Перед универмагом полно народа. Железная змея из автомашин на проезжей части дороги выпускала целые облака вонючего отработанного газа. Тротуары превратились в тесные рукава. Люди задевали друг друга сумками, сетками, пакетами. «Да не стойте же на дороге!» — «Не могли бы вы мне сказать, где…» — «К сожалению, у меня нет времени, я спешу домой…» Домой… Домой…
«Может быть, коллега из центральной действительно нашла бы возможность позвонить в казарму», — размышляла Дорис. Она двигалась вместе с толпой в привычном направлении. Продавщица, с которой она обычно шла часть пути вместе, уже ушла. Одна она двигалась значительно медленнее. Она не заметила одобрительного взгляда, которым проводил ее молодой полицейский. Она все думала о предложении телефонистки. Не было ли ошибкой с ее стороны, что она отклонила предложение? Нет, об этом сожалеть нечего. Дорис знала, что каждое слово, сказанное в частном телефонном разговоре, очень быстро обходит весь универмаг. И тем не менее предложение было сделано от души, очень хорошее предложение. Вполне возможно, что Андреас пытался дозвониться ей, но в рабочее время дальняя связь осуществляется подчас лишь после многих усилий.
И тут новая мысль заставила Дорис заторопиться домой. Мать на кухне консервировала клубнику. Нет никакой телеграммы. Нет и срочного письма. Вообще ничего нового.
Дорис вышла на улицу, из автомата позвонила подруге. Кристель Кениг занималась художественным промыслом. Она делала веселые куклы для детей и взрослых, вязала оригинальные настенные коврики и гнула из серебряной проволоки модные кольца, цепи и браслеты. Она была самостоятельна, у нее всегда имелись новые идеи и к тому же удивительные связи. До самого окончания школы они были неразлучными, твердо решив, что между ними так должно остаться навсегда. Но уже в период профессионального обучения их встречи становились с каждым месяцем реже. Из профессиональной школы Кристель возвратилась с дипломом и ребенком. Об отце она ничего не говорила. Ее маленькая Ирис была с темно-коричневой кожей и черными как агат глазами. Подруга жила в новом микрорайоне и являлась обладательницей автомашины «фольксваген» выпуска 1956 года. Борясь с собственными привычками к легкой жизни и широкому гостеприимству, она копила деньги на «трабант».
— Приходи, — сказала она Дорис по телефону, — а я пока приготовлю для нас чай.
Все автобусы в это время забиты до отказа. Дорис Юнгман повезло: ей удалось поймать такси. Поездка заняла всего несколько минут. На травянистых лужайках между
За несколько часов до этого отец позвонил ей на работу. Голос его был взволнован, как у человека, правильно угадавшего пять цифр в спортлотерее. Неподалеку от его участка срочно продавался садик площадью шесть соток с маленьким домиком, несколькими яблоневыми деревьями, тремя грушевыми и двумя вишневыми. Такой случай не повторится. А Андреас вел себя так, как будто она угостила его несколькими земляными орехами, есть которые у него и аппетита-то не было. Все ее попытки возбудить его интерес успеха не имели. Жить за забором для него равносильно пребыванию в клетке, заявил он, поскольку она все еще продолжала восхищаться садом. Несмотря на это, она на следующий же день подписала договор об его аренде. Муж об этом не знал, но ее всецело поддерживал отец. Он пообещал ей сделать все необходимые работы в ближайшее время. Еще пару лет он вполне может ей помогать, и притом с удовольствием, хотя у него протез вместо левой руки и не гнется нога. Он будет делать это для будущего внука или внучки, чтобы у них с самого начала была возможность свободно побегать на свежем воздухе.
Дорис Юнгман уже дважды навещала подругу в этом микрорайоне. Сразу же как только та въехала в дом — вместе с Андреасом и еще раз несколько недель назад, когда у Кристель был день рождения и она забежала к ней на полчасика. Казалось бы, она уже знала дорогу, но на этот раз попала сначала в чужой подъезд. Безуспешно пыталась она найти на дощечке под кнопкой звонка знакомую фамилию, пока до нее не дошло, что она ошиблась. В доме было четырнадцать подъездов.
— Напротив, в детском садике, нарисовали на дверях различных зверей, — рассказывала Кристель Кениг, разливая чай. — У Ирис на двери нарисован слон. Было бы неплохо сделать что-нибудь подобное и у нас. На нашей входной двери, например, нужно было бы нарисовать осла. Кто-то постоянно все ломает. То освещение на лестничной клетке, то мусоропровод, то предохранитель…
Как всегда при встречах, они некоторое время вспоминали совместно проведенные школьные годы, одноклассников. Маленькая Ирис продемонстрировала свое новое платье, Кристель показала недавно законченный настенный коврик и еще один, только начатый. Затем она налила еще по чашечке чая и перевела разговор в другое русло.
— Я думаю, ты приехала не только для того, чтобы посмотреть мои новые работы, — сказала Кристель. — Поссорилась с мужем?
Дорис отрицательно покачала головой. Она смотрела на малышку, катавшую по полу стеклянные шарики.
— Анди собирается остаться в армии на сверхсрочную службу, — проговорила она с трудом, хотя никогда не имела тайн от Кристель.
Художница почувствовала, что речь идет о большем, нежели маленькая семейная ссора, о которой забывают сразу после примирения и пролитого наперстка слез. Она не торопила Дорис, и та постепенно рассказала подруге все.
— Я подумала, что, может быть, стоит попытаться поговорить с ним еще раз отсюда, по телефону, — закончила свое повествование Дорис. Ее глаза наполнились слезами, она нервно комкала в руках платок.