Провинциальные душегубы
Шрифт:
– Да вы из леса пришли, что ли?! Вы хоть понимаете, что такое рыночная экономика?! Должны жить только эффективные предприятия, остальные – отмирать. Другого не дано!
– Должны жить люди, а не железо! И люди должны сами работать, а не за милостыню лоб расшибать. У нас Россия, а не Италия с Грецией! Здесь без общего дела не выжить! А вы нам поодиночке барахтаться советуете!
– Да вы еще и коммунизм припомните! У нас свобода – запомните, свобода! А за ГУЛАГ России еще каяться и каяться надо!
– Эк загнул – России! Грешат всегда люди, и отвечают
– Да что за невежество! Еще и боженьку сюда приплели! Человек сам выбирает свою судьбу, а слабым только подачки и полагаются!
– Слабым?! Подачки?! А на черта тогда нам душегубы московские да областные! Вы ж нас свободой своей крепче удавки душите!
– Ну ладно, ладно. Я понял, что у вас в Лучанах есть разные мнения…
– Сергей Васильевич! Да вы что не видите – не может такой человек возглавлять город! И что творится здесь – убит демократ и оппозиционер, горожане какие-то отмороженные – никакого уважения и терпимости! – громко возмущался господин Гонсалес.
– Так сильный всегда прав, а слабых – под лавку, вы ж сами только что просвещали!
– Не передергивайте! Я известный человек – и в области, и в Москве…
– Мужчины, к столу! Давайте, давайте! И хватит про политику – Степана Фомича помянем.
– Ох, как ты вовремя, Саша!
– Чего этот старик на Аркадия Николаевича наезжает, а вы молчите?! Смотри, Карпухин, ты – следующий!
Излишне бодро и вежливо мужчины расселись за столом, а женщины, зорко оглядев натянутые лица своих половинок, дружно перевели разговор на Степана Фомича:
– Как он любил Марину Яновну! Так и не женился. А каким учителем был – да все наши дети в его школу ходили.
– Степан Фомич помог нашему культурному центру грант получить, сам все документы собрал и отослал в фонд.
– Степан действительно верил в то, что говорил, не многие этим могут похвастаться! И душа у него за людей болела…
– Вы правы, Дарья Сергеевна! А как он моей газете помогал, меня учил, я ведь не журналист и не издатель – горячо поддержал женщин Валериан Купцов.
Сергей Васильевич Галушкин с острым любопытством рассматривал смущенно ерзающего напротив Анатолия Козинского, но все никак не мог решить – этот мужик так эмоционально встретил их на вокзале или нет, мешал запомнившийся образ синего рабочего комбинезона; но заметив виноватые взгляды Анатолия на заплывший глаз Гонсалеса, Галушкин весело бросил через стол: «Простите, я не расслышал – как вас зовут?».
Виктор Эдуардович, отбросив политику невмешательства и нейтралитета, кинулся на помощь: «Это заместитель Аркадия Николаевича по городскому хозяйству Анатолий Козинский, из-за занятости он не присутствовал на совещании в мэрии».
– Да, да. Я слышал про вас в области – никак вас переманить туда не могут. Но вы действительно очень заняты – и головой и руками работаете.
– Приходится. Да я… не хотел. Кто ж знал, что ему в глаз попаду! Извините, чертовщина какая-то вышла. А перед стариком я прямо сейчас извинюсь…
– Не стоит!
– Понимаете, Сергей Васильевич, Лучаны всегда были тихим городком, я за все время никаких и происшествий не припомню; а сейчас… мы как на вершине вулкана – летим в тартарары! – опять вступился Виктор Эдуардович Лоза.
– И что, Виктор, ни у кого даже предположений нет, кто убил учителя?
– Честно? Да особо и гадать-то никому не хочется! Даже Фирюза на похоронах в рот воды набрала!
– А те парни в «ОНОРЕ» и девушка… – Сергей Васильевич резко замолчал, наткнувшись на быстрый взгляд Лозы.
– Какая девушка? Виктор! – задыхаясь, Дарья Сергеевна ухватилась своими огромными руками за край стола.
– Да… Марибэль – ее же Алевтина Ивановна чуть на куски в «ОНОРЕ» не порвала!
Галушкин коротко кивнул Дарье Сергеевне и подумал о загадочном и таинственном мире провинциального российского городка, сумевшего оцарапать и его рациональную душу – странная девушка уже двое суток ни на минуту не покидала его мысли и чувства.
А разговор, между тем, покатился как яблочко по тарелочке – гладко и плавно, никого не задевая и не раня. Поминали Степана Фомича – лучановского гуманиста и мечтателя, сетовали на жаркое лето, договорились о проведении общегородского собрания с участием гостей на темы мировых и российских проблем; и снова о Степане Фомиче – его большом и добром сердце. В общем, все прошло как надо, как полагается.
Попрощавшись с провожающими их Карпухиными и Козинскими, лучановские ревизоры разошлись по своим гостиничным номерам, но Галушкин вскоре выскользнул на улицу – его голова была ясна как никогда, тело звенело от силы и бодрости, а душа ждала и надеялась на чудо.
Ловкой черной кошкой бесшумно прокрался он по городским улицам – мимо странного здания лучановской мэрии, где он впервые ощутил не свою избранность, а общность – с людьми, с прошлым, со страной; и хотя это пока больше пугало его, но он уже начинал понимать, что свобода не всегда дает выбор, чаще, она вынуждает человека исполнить свой долг, исполнить тихо и буднично, без признания и оваций.
Мимо пространственного портала «ОНОРЕ», где эти странные провинциалы креативили от души и с легким французским прононсом, на раз переплевывая все столичные тусовки, вместе взятые, и, самое странное, им совсем не нужно было притворяться кем-то.
Мимо вечного Ленина, замершего на своей площади, как и в каждом российском городе, прямо туда к бетонным плитам, где воскресной ночью дьявол искушал двух чиновников, а они даже не сопротивлялись.
А вот и темный, одуряющий запахами городской парк, забытый и заброшенный лучановцами на целую ночь в одиночестве, старый деревянный заборчик, местами покрашенный свежей зеленой краской и деревянные кресты вперемешку с редкими маленькими металлическими конусами с красными звездочками и современными гранитными и мраморными памятниками.