Проза и публицистика
Шрифт:
– В остроге-с, ваше превосходительство, вчерашнего числа вышла-с; не доставлено-с еще-с,– вывертывался смотритель, снова теряясь.
– Это не оправдание, г. смотритель!– сказал ему губернатор чрезвычайно внушительно,– припасы должны заготовляться подрядчиком вперед и доставляться в острог, по крайней мере, за три года до того, как они выйдут; эдак в одно прекрасное утро я и вовсе обеда здесь не застану...
– В остроге, ваше превосходительство, нет для этого сухого помещения,– смешался Падерин,– и потому припасы доставляются сюда
– При наших предках не было суда на "месте",– заметил ему очень серьезно его превосходительство,– потомки смотрят на это иначе. Что же делает, спрашивается, тюремный комитет?
– Крупа сию минуту-с будет доставлена-с, ваше превосходительство,– отличился смотритель.
– Даже и это не оправдание,– сказал губернатор, повернувшись к дверям.– Проводите меня, сделайте одолжение, по камерам,– заключил он, выходя в коридор.
Смотритель так неосторожно бросился за ним, что даже задел его превосходительство своими лихорадочно болтавшимися руками.
– Не суетитесь так сильно, г. смотритель,– остановил его губернатор,– вот от этого теперь уж никто не выиграет...
Они пошли осматривать камеры.
В коридоре губернатор на минуту остановился и что-то записал в свою памятную книжку, на которую особенно недружелюбно посмотрел в эту минуту губернский прокурор; смотритель был так смущен, что дальше своего носа ничего уже не видел.
Войдя, между прочим, в одно из острожных помещений, похожих на (не разб.), где какой-то несчастный арестант был прикован железной цепью к стене, его превосходительство остановился перед ним в невыразимом смущении.
– Что это такое?!– спросил он, невольно отступая и забыв даже, по обыкновению, ласково поздороваться с арестантом, угрюмо повернувшим к нему свое изможденное лицо.
– Приговор, ваше превосходительство, к пожизненному заключению,– пояснил, бледнея, губернский прокурор, который почему-то чувствовал себя в этой камере особенно нехорошо.
– Да... но на цепи держат только собак,– с отвращением выговорил губернатор, обращаясь в одно время к смотрителю и прокурору.
– Этот арестант-с, ваше превосходительство, закован потому-с, что он очень опасен: буйствует постоянно-с,– пояснил в свою очередь смотритель.
– То есть... как буйствует? На входящих к нему людей бросается, что ли?– спросил губернатор, недоумевая.
– Вот и вчера-с набуянил,– его и заковали,– не объяснил все-таки своей мысли смотритель.
– Отчего же ты, любезный друг, не хочешь сидеть смирно?– обратился его превосходительство к арестанту, видя, что толку от смотрителя добьешься не скоро.
Арестант посмотрел на губернатора исподлобья.
– Мне жисть надоела; пущай они меня убьют лучше,– сказал он мрачно.
– Кто?!– изумился Павел Николаевич.
Арестант злобно посмотрел сперва на прокурора, а потом на смотрителя.
– Начальники эвти наши,– проговорил он еще мрачнее, указав на них головой.
– Что же они сделали
– Да все наказывают меня: придираются; из-за них и свои-то все надо мной (не разб.)...
– Ваше превосходительство,– попробовал было опять помешать Падерин.
– Отчего это вы, г. губернский прокурор, не умеете отвечать, когда я вас спрашиваю, и постоянно вмешиваетесь там, где вашей речи пока не надо? Еще раз прошу вас дождаться своей очереди,– снова как ножом обрезал его губернатор.
– Почему же придираются именно к тебе? Как ты думаешь?– обратился его превосходительство к арестанту.
Тот поколебался было с минуту.
– Говори, братец, смело, – ободрил его губернатор.
– Они на меня, вишь, сердце имеют: этта чиновник один большой приезжал нас левизировал, так я ему нажаловался на них...
– Когда же тебя в последний раз наказывали?
– Да вчера.
– За что, вы говорите, наказывали его вчера, г. смотритель?– спросил его превосходительство.
– Набуянил-с, ваше превосходительство: вчера утром помоями меня облил-с, – выяснил, наконец, смотритель свою заветную мысль.
Губернатор при этом хоть бы улыбнулся.
– Зачем ты это сделал? – спросил он только у арестанта.
– Их благородие "каторжным жидом" меня обозвал: я эвтого прозвища слышать не могу,– пояснил в свою очередь заключенный.
– Я, ваше превосходительство, в шутку-с,– опять залепетал смотритель, как малый ребенок.
– В таком случае я не понимаю, за что же было наказывать его, г. смотритель!– обратился к нему губернатор, слегка покраснев почему-то.– Позволяя себе шутить с арестантами, вы должны были прежде всего подумать, что на шутку каждому позволительно отвечать шуткой же...
– Какая же это, ваше превосходительство, шутка-с,– осмелился обиженно выговорить смотритель.
– Точно такая же, как и ваша-с; только с вашей точки зрения еще поостроумнее... Стыдитесь, г. смотритель, заставлять меня краснеть за вас перед арестантом!– сказал губернатор с таким достоинством в позе и в голосе, что даже этот арестант посмотрел на него с невольным уважением.
– Это меня, ваше превосходительство, спервоначалу "каторжным жидом"-то г. прокурор прозвал... на другой день, как я на них нажаловался,– пояснил окончательно заключенный, в первый раз назвав губернатора его официальным титулом.
Его превосходительство посмотрел на него с минуту в тяжелом раздумьи.
– Можете теперь быть уверены, любезный друг, что никто уже больше не будет наказывать тебя без вины и раздражать неприличными шутками,– сказал он арестанту,– Потрудитесь, г. смотритель, сию же минуту распорядиться расковать его!– прибавил губернатор подумав.
Смотритель стрелой вылетел из камеры.
– Ваше превосходительство, вероятно, еще мало знаете этот народ,– осмелился заметить губернский прокурор чрезвычайно почтительно.