Прозрение. Том 1

Бэд Кристиан

Профессиональный такой взгляд, наработанный.

Таким взглядом кого попроще можно было заставить попятиться.

Как может пацан так грамотно воздействовать ментально и одновременно устроить совершенно детскую попытку захватить корабль?

Дерен, убиравший со стола исчёрканные каракулями листы пластика, поднял голову и, оценив диспозицию, приказал Эберхарду:

— Лицом к стене. Пока не разрешу повернуться. Добрый вечер, господин капитан.

Я думал, парень не послушается, но он шагнул в ближайший угол и застыл там.

— Это

что за странное наказание? — удивился я.

Дерен пожал плечами, сам же, мол, запретил трогать.

— Ты и мысли читаешь? — пошутил я.

— Мысли мы условились не читать. Я реагирую на эмоциональные реакции. Негативные — наказываю.

— А дежуришь ты как?

— В карцер сдам на восемь часов. По кораблю попросил меня пока не ставить в график, только боевые.

— Можешь ко мне приводить на время дежурства. Раз уж я разрешил забрать из карцера, мне и мучиться.

— Хорошо.

Дерен отвечал коротко и как-то совсем невесело. Похоже, он вымотался.

Эберхард — не подарок… Нужно бы отправить Вальтера в отпуск после того, как спровадим мальчишку.

Я поймал взгляд пилота:

— Ты извини, я погорячился вчера. Просто не ожидал от тебя такого. Где-то ведь научился?

Извиняться меня когда-то научил инспектор Джастин. Обычно начальство полагает, что извинения — обязанность подчинённых, и к собственной священной персоне эта устаревшая традиция отношения не имеет.

Я так не считаю. Вот только автоматизма добиться не смог, всё время ощущаю неловкость. Приходится резко менять тему.

— В сороднениях учат всему, — пожал плечами Вальтер. — Мало ли что я люблю, уметь должен всё.

Моё «извини» его не зацепило никак. Он вообще не из тех, кто цепляется к мотивам чужих поступков.

Тем более что мотива я и сам не знал. Чисто формально — приказ он нарушил…

— А вот эйниты не признают телесных наказаний…

— Мы тоже не признаём. Но иногда их признают те, среди которых приходится жить. Не везде люди достаточно развиты, чтобы принимать свои поступки, которые делают «на эмоциях». Эмоции — путь к душе, но это ещё нужно в себе понять.

— Это как? — Все эти штуки с душой так и остались для меня тёмным лесом.

Дерен посмотрел на меня, как на наследника, но ответил.

— Люди путают психику и душу. Психика может быть натренирована, а душа при этом не развита. Мы тогда получаем монстра, который обладает психической силой, а стыда или раскаяния не знает. И ладно бы этот монстр радовался своему внутреннему устройству, но ему и самому плохо. Здесь без разницы, понимает человек, какое зло творит, или нет — эмоционально поступок всё равно давит на него. С этим можно работать, но на первом этапе мы не в силах принять иное наказание, кроме физического. И только через боль уходит эмоциональная непереносимость проступка. Другие способы могут столкнуть наше сознание в бездну.

Мне захотелось почесать затылок.

— Ты думаешь, я понял?

— Ну, это как соразмерность наказания возрасту, — улыбнулся Дерен. —

Или — как с собаками. Одну придётся шлёпнуть, другой — сказать, третьей достаточно будет взгляда. А наказание они в результате получат одинаковое.

Вот про собак, это он верно. Надо забрать Кьёшу из храма, скучно без неё.

Я почесал челюсть — всё-таки очень хотелось хоть что-нибудь почесать.

— То есть, несмотря на наличие психических способностей, Эберхарду до выговора ещё расти и расти? Проще его побить? — пошутил я, совершенно не боясь «задеть» и без того напряжённую спину наследника.

Мне и по спине было видно, ЧТО он думает обо мне, позволившем себе обсуждать его поведение.

— В общем-то, да, — кивнул Дерен. — Я мог бы что-то объяснить ему на словах, но последствия такого объяснения — похуже синяков будут. А синяки через неделю сойдут.

— Ну, не знаю, — я поморщился, вспоминая собственный опыт. — Попробовал бы кто-то в семнадцать лет ударить меня в воспитательных целях.

Я лукавил. Отец пробовал. Этим он меня от дома и отвадил. Если до этого мне чесалось поступить в Академию Армады, то после — и вариантов других не осталось.

Мы «пообщались», я собрал вещи и улетел в столицу на пассажирском трилёте, даже электрокар брать не стал. Возвращаться мне было некуда.

— Вы жили на ферме, — напомнил Дерен. — Близко общались с животными и растениями. Наблюдали за другими людьми. Ваша душа была достаточно развита для понимания другой души. Ударив — вас можно было лишь оскорбить. А с Вилом очень много занимались науками, но мира вокруг он не знает совсем. Мир его ума — это не мир его тела. Это особенность экзотианского воспитания в домах Камня.

— Ну, тогда ему сильно повезло с тобой. Я бы не смог. Я и сейчас не очень понял, зачем ты всё это устроил. Зачем?

— Капитан, это сложно.

— А ты постарайся?

Вальтер вздохнул.

— Если в человеке поселилась наглая тварь, нужно успеть объяснить ему, что эта тварь тоже бывает беспомощной. Иначе сформируется доминанта поведения, и потом мы уже ничего не сумеем сделать. Чтобы убедить такого, как Локьё, нужно потратить на это жизнь. Вам просто повезло, что он сам пришёл примерно к таким же мыслям, какие вам хотелось до него донести. Имей он другое мнение, вы никогда бы не убедили его. Если бы Эберхард освоил безнаказанность, мы получили бы врага ещё лет на двести.

— А сейчас?

— А сейчас у него есть выбор. Захочет стать врагом — станет, не захочет — не станет. Он уже понимает, что хотеть непросто. И что на каждую силу можно найти силу ей противоположную. Для правды — будет другая точно такая же правда, но с обратным знаком. Для любого тела — своя клетка.

— Для любого? — Дерен прямо-таки любил скользкие и провокационные темы. Я вспомнил про Дьюпа и понял, что меня бесит уже само слово «клетка».

— Я сказал своя, капитан, — прочёл мои мысли Вальтер. — Своя клетка. Если вас пытаются запереть в чужую, не выйдет ничего.