Пряди о Боре Законнике
Шрифт:
Горячий чай обжёг язык. Я тихо выругался и стал дуть на кипяток.
— Инструмент! Да, точно… инструмент, — продолжали течь мысли в голове. — Для них, для гибберлингов, я лишь инструмент… Хотя, что мне до всего этого? О, боги, ответьте…
Тянет в сон… Разум охватывает апатия. Часто возникает мысль, что всё кругом лишь суета. Делай, Бор, своё дело, плохое, или хорошее, просто дело, и не болтай зазря. В конце пути станет ясно… Да, станет ясно, что да как.
Весело потрескивает костерок. Я гляжу на тонкие язычки пламени, вижу в них улыбающуюся Стояну… задумчивого Старейшину…
А смешно то, что когда происходят события, идущие либо вразрез нашим чаяниям, либо вровень с ними, мы всё-таки умудряемся найти им оправдания. И всегда так.
Просто мы не вполне честны сами с собой. Вот и весь ответ… Боимся правды… Очень боимся.
Так зачем я здесь? На Нордхейме?
Стяжать славу? Для кого? Для себя? Гибберлингов и их химерного Исахейма?
Интересно, чего же никто из этих мягкотелых коротконогих псевдогероев не соизволил сам это сделать? Почему такой подвиг доверили чужеземцу?
А!.. Понимаю! Это испытание. Да-да, испытание. Лично для меня, для человека… Или получеловека с сердцем дракона…. с непонятной кровью… сотворённого хрен знает для какой цели…
Да, это испытание. Пройду его и… И что? — И ничего!
Слушай, Бор, а если не пройдёшь? — я аж затрусил головой, словно пытаясь стряхнуть, накатывающий откуда-то из глубин разума, страх.
Наверное, к каждому порой приходит такой миг, когда в пору задать самому себе вопрос: что если я трус? Что, если не справлюсь? Надумал себе всякое… вообразил… А как дошло до реального дела, то стал сомневаться, искать оправдания.
Это слабость. Человеческая слабость. Она присуща всем… Не надо, Бор, стыдиться. Ведь нет таких, которые сломя голову кидаются в бой. Всякий обычно сто раз подумает, взвесит… Вот и ты так.
Слушай, может, вернуться, пока не поздно? А? Сказать что не вышло? Зачем тебе это геройство? Ведь никто не узнает… не проведает… Здесь кругом на сто верст ни одной живой души! Не надо стыдиться. Ты просто человек…
Стоп! Стоп! Все-таки это просто слабость… минута страха и отчаяния… не больше…
Отдышись, проспись… и завтра снова в путь. Ты справишься. Сможешь.
Я закончил ужин и лёг спать. Впервые за время моего нахождения на Нордхейме, мне приснился сон. Его суть было трудно вспомнить, но в душе осталось воспоминание о чём-то приятном. Так что утром я встал вполне в хорошем расположении духа.
После вчерашнего бурана на равнине образовалось немало всхолмлений и заструг. Двигался я легко и довольно быстро. Тут к обеду на моём пути возникло новое препятствие — ледяные пики. Они тянулись отсюда и дальше к северу, скорее всего, до самой тропы. Некоторые из этих пик поднимались на высоту до тридцати саженей. И всё бы ничего, но чем дальше я шёл, тем непроходимей становилась дорога меж ними.
Пришлось рано разбивать лагерь. После небольшого отдыха,
Единственное животное, которое мне пока повстречалось, был песец. Он мелькнул за невысоким холмом, с любопытством уставившись на человека. Мол, что за «чудо-юдо»? А потом быстро скрылся за тем же холмом.
И опять возврат в лагерь, приготовление ужина и сон. Если так и дальше будет продолжаться, то ко входу в пещеру я попаду не раньше, чем кончаться припасы. До Кривой тропы не так уж и далеко, а вот препятствий на моём пути хоть отбавляй.
Ночь была тихой. Нет тех жутких завываний ветра, сравнимых разве что с воем дикого зверя. Лишь мороз крепчал да покусывал за нос. Тихо потрескивает самодельный факел из заворожённой стрелы. Пламя ровно пляшет, зачаровывая взор.
Как я сейчас далеко? Невероятно далеко! Среди всего этого белого полотна снега, холодного льда, под темным небом… Один! Совершенно один.
Но мне не было страшно. Наоборот, даже не смотря на все походные трудности, на душе была какая-то лёгкость… свобода…
На веки наваливалась усталость, уверенно прижимавшая их донизу. И опять какие-то сны. В них была Стояна. И ещё лето. Кажется, пели птицы. Я просыпался, ворочался и вновь проваливался в сон, где журчали ручьи, дул тихий свежий ветерок, шумели кроны деревьев… И среди этого всего была Стояна.
Поутру после завтрака, я отправился в путь. Сегодня всё давалось легко. Настроение было приподнятым, даже чуть озорным.
А вот погода радовать не собиралась. Через час всё скрылось в какой-то белесоватой мгле. Мелкий-мелкий снег залеплял глаза плотной стеной. В какой-то момент вдруг стало понятно, что мне просто неизвестно куда идти. И как назло место, где я находился, было открытым. Ни тебе скалы, ни холма, в общем, никакого укрытия.
— Твою мать! — тихо, но беззлобно выругался я.
Скинул лыжи, воткнул их в снег поглубже, но под сильным углом к ветру. Потом развернул шатёр и просто набросил его на получившуюся конструкцию.
Конечно, в этом укрытии мне долго не просидеть. Главное, чтобы не навалило столько снега, что меня просто раздавит под его весом. Поэтому приходилось ворочаться, периодически скидывая налипшую сверху белую массу. Но вот, слава Сарну, к полудню метель стала затихать. Сквозь мрачные тучи, беспрерывно меняющие свои очертания, стало проглядываться серое небо.
Свежевыпавший снег лежал толстым слоем, наверное, с аршин глубиной. И хоть он был недостаточно плотным, но я на своих лыжах не особо и проваливался. Дорога пошла в гору, правда уже становилась покатистей. Трещины, если они и были на моём пути, засыпало по самое не хочу, так что пока особо опасаться не приходилось.
Двигался до позднего вечера, старясь наверстать потраченное впустую во время метели время. Даже обедал на ходу. И вот, наконец, впереди появилась та самая Кривая тропа.
Это был хорошо видный широкий проход в отвесной каменной стене. Он резко вздымался вверх, петляя меж скалами, и саженей через двести круто поворачивал влево.