Пряди о Боре Законнике
Шрифт:
Стояна резко дёрнулась, переполошился и я. Мы с ней мигом сели.
— Что это было? — шёпотом спросила друидка. Её трусило, я это чувствовал.
Почему-то в голову пришло воспоминание про ночные страхи. О тех, что рассказывала Стояна.
Мы старательно прислушались: к завыванию ветра, к шорохам, к скрипу, ко всему-всему. Крик не повторился. Но откуда-то издалека послышался непонятный гул, от которого начало закладывать уши.
Я соскочил на пол, ощущая босыми стопами насколько он холоден. Быстро зажечь масляную лампу не получилось, но всё же мои старания не пошли прахом и чуть погодя комнату озарил
Попытался быстро одеться. Пальцы отчего-то не слушались, мне пришлось усилием воли побороть охватившую мышцы дрожь. Даже выругался в сердцах.
— Ты куда? Ты чего? — сжалась в комок друидка.
Её глаза округлились в испуге. Сейчас она была похожа на затаившуюся мышку.
— Надо выяснить… У меня нехорошее предчувствие. Ты будь здесь! Слышишь?
С этими словами я выскочил наружу.
Куда бежать? Откуда кричали? — подобные мысли волчками закрутились в голове.
На улице было холодно. Очень холодно. Ощущение такое, будто стояла поздняя осень. Изо рта валили клубы пара.
— А-а-а… у-у-у…
До уха донеслись далёкие вскрики. Это откуда-то с восточной стороны… с луга… Неужто, космачи напали? Твою-то мать!
Я бросился по слабо освещенной фонарями улочке, вдруг вспоминая, что не прихватил с собой оружия.
— Вот это крендель! — вырвалось само собой, но останавливаться не стал. Возвращаться и поздно и далеко.
Чем дальше бежал, тем сильнее закладывало уши, и тем холоднее становилось. Виски сковало обручем, как когда-то на Вертыше. Я даже замедлил ход, готовясь отпрыгнуть в сторону от ледяных пик, если те вот-вот выскочат из-под земли.
За воротами была страшная суматоха. В темноте ночи я с трудом что-то различал.
Визг, вопли, крики, стоны…
Дохнуло морозом. Тяжёлое ощущение. Будто стоишь зимой голым на снегу, и тебя окатывают студёной водой. Перехватывает дыхание, и поначалу не особо что чувствуешь, а потом…
Меня кто-то толкнул в плечо, потом в бок. Я не сразу понял, что гибберлинги мчатся со всех ног к воротам, но прорывались отчего-то только единицы.
Мне пришлось выйти из ворот, когда всё стало ясно: в темном небе замаячила гигантская белесоватая фигура, медленно и как-то лениво размахивавшая могучими крыльями…
Что за хреновина?
Я увидел длинную шею, на которой расположилась весьма впечатляющих размеров башка. Чудище раскрыло пасть и дохнуло вниз.
И снова виски сковало ледяным обручем. На склоне в мгновение ока возникли серые «пики», в которых я смог различить замерзшие тела.
Так вот в чём дело!
Рука потянулась к луку… Мать его так! Забыл его в доме Ватрушек!
Чудище махнуло крыльями, поднимая ветер. Тут же заложило уши. Толстенная туша подлетела кверху, на какое-то время пропадая с глаз.
Я оставался на месте, не зная, что предпринять: то ли вернуться в хижину, то ли…
Пока думал, белёсая фигура этого ледяного чудища замаячила саженях в ста левее прежнего места. Из раскрытой пасти вырвалось очередная струя, замораживавшая всё и вся на своём пути.
Тихо ругаясь, я бросился со всех ног к хижине. На улочках тоже царила неразбериха. Те гибберлинги, что находились в городе, в растерянности ходили туда-сюда, не зная, что предпринимать.
— Бор? Что там? — спрашивали некоторые. — Что происходит?
— Нападение!
Вскоре я оказался у Ватрушек. Стояна была одета и пыталась развести в очаге огонь.
— Так! Где оно? — я ворвался внутрь хижины и принялся собирать оружие.
— Что происходит? — испугано спросила друидка.
— Нападение! Вот что… вот что, Стояна: будь здесь. И без всяких… Ясно?
Снова выбежал наружу и помчался назад к воротам.
Но было уже поздно… Слишком поздно!
Когда я прибыл на место: чудовища уже не было. Зато кругом, куда не кинь взгляд, громоздились ледяные горки, острыми пиками вздымающимися к небу. И тела… множество тел, вмерзших в эти горки, и глядевших на живых остекленевшими глазами, полными ужаса и боли.
И вот тут мне стало страшно… Так страшно, что не передать словами!
Вот о чём предупреждали жрицы. Вот она «зима» среди лета…
Часть 2. И придут они с земель дальних…
1
«Про сие празднество и поныне ходят немало историй. И дивят они слушателей, и обрастают слухами… Потому мы решились поведать правду про те события. Пусть всем про то будет известно.
Было в день особый празднество, именуемое Ворейнги… И был оно пышности необычайной, такой не было давно. Не пожалели ни отборных яств, ни пития хмельного… Был каждый щедротами одарен, не было там ни одного печального лица.
Но с севера, из-за Острого гребня, из Астрала мрачного… появилась туча тёмная. Ветер налетел студёный… а кто не укрылся — того заковало в ледяную броню…
Было сие в конце весны, когда день шёл в рост. Прилетело ледяное чудовище, имя, которому дали Андкалт. Жилища вмиг опустели… многие гибберлинги гибли, и дети, и жёны, и старики…
И вышли преславные воины с ним биться. И Хлод, и Торн, и Хейддал, и Одд, и многие иные. Сражались с тем чудовищем с утра до вечера, и ночь целую, но не смогли одолеть. И Бор-человек с ними был, но и он не нашёл слабого места…»
Торн перестал заикаться. Видно было, что он был очень возбуждён и едва-едва сдерживал себя от того, чтобы вовсе разойтись на полную.
Нас в доме было не так уж и много: все Крепыши, Торн, Вики и Эрик Тростинки, и ещё «росток» Краснощёких — «хозяев» Великого Холла. За моей спиной, укутавшись в шкуру, сидела Стояна.
— О чём ты говоришь! — вспылил я, обращаясь к Торну.
Таким, как тогда, мне уж давно быть не приходилось. Внутри, будто что-то клокотало, рвалось наружу.
— Я - вахтмейстер Сккьёрфборха и…
— И ничего! — резко перебил я, переставшего заикаться, Торна. — Ничего больше, кроме чина! Твои дозорные — «вахта» — сами по себе, и ты — сам по себе. Никто не выполняет приказы, никто не слушает начальства! Для вас, гибберлингов, главное только, чтобы не сочли трусом. И потому бежите вперёд, сломя голову… А, может, надо обождать? Может, обойти с флангов… — перечислять остальные «может» расхотелось. Я в сердцах добавил: — Стадо!
— Бор! — резко оборвал мою речь старший брат Краснощёких. — Не забывайся!