Прятки в облаках
Шрифт:
***
Будильник звонил и звонил, и Маша выключила его с третьей попытки только. Спать хотелось — жуть как. Открыв глаза, она посмотрела на экран телефона: двадцать шестого января, семь тридцать утра.
Занавеси балдахина раздвинулись, и появилась взъерошенная Аня Степанова.
— Рябова, хватит валяться. У тебя экзамен по лингвистике через полчаса.
— У меня же автомат, — сонно удивилась Маша.
— Какой еще автомат, — зевая, сказала Аня, — ты же вчера даже с бала сбежала пораньше, чтобы еще раз подготовиться. Зря, между прочим, там историки подрались из-за шалавы Лериной. Допрыгается она когда-нибудь…
Тут
Маша села на простынях с вышитыми горлицами, часто моргая и ничего не понимая.
— Свинство, конечно, ставить второгодкам экзамен сразу после дня студентов, — посочувствовала ей Аня. — Но ты собирайся уже, а то позавтракать не успеешь.
— А Лиза? — оглушенно спросила Маша. — Ты что-то знаешь про Лизу из Питера?
— Про кого? — Аня недоуменно нахмурилась. — Да тебе приснилось все, и Лиза, и автомат.
— Приснилось, — потерянно согласилась Маша и поплелась наконец в душ.
Под прохладными струями воды в голове немного прояснилось. Она помнила, как бежала из универа в ужасе, как следила за стрелками часов в Мишкином доме, помнила руки Дымова на себе, и его губы на затылке.
А вот про вчерашний бал не помнила ничего.
Впрочем, неважно.
В этой временной линии ничего не случилось. Дина не увидела Машу из будущего, не услышала просьбу о ноже. Ее кошмарное видение о том, как придется однажды прирезать Рябову, не вырвалось на свободу и никого не напугало. Ректорше не пришлось будить Вечного стража, а Дымову — прикидываться Лизой. Плугов и Власов ничего не знали про тихую отличницу Машу Рябову, а Костик обошелся без волнений из-за ее проблем с сессией. Бесполезняк не зафиксировала второй прыжок в прошлое, потому что его не было, и не объединилась с Зиночкой во имя каких-то своих целей. Комиссия из минобраза не прибыла, и компетентность ректорши ни у кого не вызывала сомнений.
Все снова стало привычным, скучным и спокойным, как и должно было быть с самого начала.
И пусть Маша понятия не имела, что происходило последние полгода в этой временной линии, вряд ли это так важно. Наверняка она оставалась трамваем на рельсах. Учеба — библиотека — общага.
И все таки, выскочив на улицу, под тихий грибной дождь, Маша не могла не порадоваться тому, что снова вернулась в родные чудеса универа, по которым ужасно скучала весь предыдущий месяц.
Она понеслась к учебному корпусу, гадая, как так получилось, что Дымов отменил ее автомат. Маша изо всех сил старалась не думать о том, что была в его объятиях всего восемь часов назад — и никогда не была одновременно. Утешая себя тем, что теперь-то у нее вся жизнь впереди, чтобы вернуть утраченное, она тем не менее поднялась по лестнице с таким бешеным сердцебиением, что к четвертому этажу задыхалась, как астматик.
Ее однокурсники толпились в коридоре у входа в аудиторию, Олеся Кротова отчаянно листала конспекты, Саша Бойко дремал, привалившись к стене, явно перебрав накануне, Таня Морозова нервно расшагивала туда-сюда. Почему-то здесь был и Федя Сахаров, хотя во временной линии Маши его временно отчислили с курса лингвистики. Зачем-то он бросился к ней и крепко ее обнял. Обалдев от такого радушия, она замерла чутким кроликом, готовым сигануть в кусты.
— Ты чего?
— Пришел пожелать тебе удачи на экзамене… Вчера был просто волшебный вечер, — прошептал он ей на ухо и, о ужас, поцеловал в щеку. — После такого я просто обязан на тебе жениться.
Сделав
Ну допустим, после слов мамы об идеальных детях прежняя, прилежная Маша могла ведь и всерьез приглядеться к Феде. Андрюша встречался с другими, о Дымове она и думать не думала, и чрезмерная сахаровская лопоухость вкупе с занудством вроде как не помешали Маше провести с ним так называемый волшебный вечер.
Тут она крепко призадумалась над тем, чем же является прямо сейчас. Очевидно, очень счастливым человеком, так счастлив висельник, в последний миг избежавший веревки. Очевидно, самым несчастным человеком, ведь в этой реальности Дымов еще не любил ее, в то время как она оставалась влюбленной в него по уши.
Но что с ее телом? Какой Маше оно принадлежит? Той, что уже отдалась мужчине на диване в норе или той, что, возможно, подарила свою девственность Сахарову? Или она еще невинна?
— Эй, — она ухватила Федю за локоть, — с чего это ты заговорил о женитьбе?
Он самодовольно улыбнулся и надул губы, имитируя поцелуй. Ах, слава тебе господи. Наверное, они всего лишь чмокнулись в закоулках актового зала, да и вряд ли серьезный Федя подошел бы к сексу без свечей и алых роз.
Прощаясь, он отправил ей розовое сердечко из ароматной, тающей в воздухе пены, чем вызвал смешки у однокурсников. Да и отправился по своим делам, не слишком опечаленный тем, что ему-то экзамен сдавать запретили.
Дверь в аудиторию отворилась, и оттуда выглянул Дымов — доброжелательный, гладко выбритый, тщательно причесанный. По обыкновению он был в костюме и излюбленных потрепанных кедах, просто излучал хорошее настроение и бодрость духа.
Машу больно уколола разница — она вдруг поняла, каким смурным, полным тревог он выглядел в последнее время. А ведь это она его довела.
Расстроенная, взволнованная, она не решилась войти с первой пятеркой студентов, ноги будто к полу прилипли. Зря Таня Морозова делала ей знаки, приглашая с собой. Маша так и стояла, опустив руки и невидяще глядя на закрывшуюся дверь.
Он просто скользнул по ней равнодушным взглядом! Взглядом, в котором не было ни теплоты, ни нежности! Что же она натворила? Как только могла подумать, что сможет пережить такое?
Напрасно Маша кусала губы и уговаривала себя, что иначе этот день стал бы для нее последним. В эту минуту ничто не могло ее утешить и успокоить. У нее даже не хватало сил на слезы, слишком мощным и оглушительным стало настигшее ее горе.
Так и получилось, что в аудиторию она вошла одной из последних. Не то чтобы ей удалось за час взять себя в руки, но она хотя бы вернула себе способность двигаться.
— Рябова, вы здоровы? — спросил глазастый Дымов. — Уж больно бледны.
— Я… — мысленно отвесив себе затрещину, она все же смогла ответить. — Все хорошо. Только не могу понять, куда делся мой автомат по экзамену.
— Разве я обещал вам его? — прищурился он.
— Обещали… когда я из паука перекинулась обратно в человека.
— Но ведь вы не перекинулись, — ответил он чуть обескураженно. — С вами точно все в порядке?
Не перекинулась? Но почему?
Вытянув билет, Маша опустилась за самую дальнюю парту, пытаясь найти объяснение произошедшему. Неужели эта история с видением собственного убийства так изменила тихоню Рябову? Для прежней Маши превращение в паука стало бы концом света, но когда ты разыскиваешь собственного будущего душегуба, публичный конфуз смущает тебя куда меньше.