Прынцесса из ЧК
Шрифт:
Говорила она как-то по-домашнему, по-бабьи, в говоре ее настойчиво пробивалось волжское "о". Да и улыбка у нее была естественная, приятная. Когда она улыбалась, как-то сразу исчезало это сходство с Великим инквизитором, и даже суровая обстановка кабинета не так действовала на нервы. И вообще, она была слишком живой и индивидуальной для этих безликих мест. "Встреться мы с ней при иных обстоятельствах - она бы мне наверняка понравилась, есть в ней что-то располагающее, - подумал Юра.- Однако как же с ней держаться? Дернул же меня нечистый
– Давайте знакомиться. Вы у нас - Юрий Владимирович Семенов, 1909 года рождения, русский, из дворян, беспартийный, студент МВТУ им.Баумана, скоро будете инженер. А обвиняетесь в принадлежности к анархо-мистической группе рыцарей-тамплиеров, называемой "Орден Света", в котором вы занимали место рыцаря первой ступени, и антисоветской агитации. Так?
– Не совсем. Я отрицаю, что есть какая-либо группа, и рыцарем я в ней не могу состоять.
– Так и запишем, - подчеркнуто лениво отозвалась она, подперла щеку кулачком, но не пошевелилась даже, чтобы записать его ответ.
– Вы почему протокол не ведете?
– зло спросил он, про себя радуясь ее оплошности.
– Дак стенографистка.
– она опять улыбнулась едва заметно, но даже недоброжелательный Юрин взгляд не уловил в этой улыбке и тени победного злорадства.
Он оглянулся. В углу у входа, возле ширмы, стоят маленький столик, за которым робко примостилось юное, бесцветное и безликое, как все вокруг, создание в коричневом платье с белым воротничком. Юра не заметил ее при входе.
– Убедились? Все по правилам, - отозвалась следователь и добавила: - А ведь организация-то есть. Следствие располагает данными о регулярно проводившихся сборищах, к тому же в вашем дневнике есть подробное описание посвящения в рыцари. Кстати, кто такой этот рыцарь Даниэль?
– Его нет, - сухо отозвался Юрий. Мысль о том, что чужие и безразличные к нему люди роются в сокровенных тайнах его души, уже возмущала не так сильно, как сразу после ареста. По крайней мере, ему хватало сил сохранять видимое равнодушие.
– Как это - нет?
– удивилась она.
– Это мои фантазии. Рассказ.
– Неправда. Вы свои рассказы и стихи записывали в отдельных тетрадках. Которые тоже изъяты при обыске. А тут - дневник.
– Это фантазии, - сухо повторил Юрий.
– И две рукописи философского содержания - тоже?
– спросила Елизавета Петровна.
– Тоже. Это я придумал, - и усмехнулся вызывающе.
– Нравится?
Сорвалась глупая фраза с языка, и Юра тут же застеснялся своего неуместного вопроса. Но Елизавета Петровна очень охотно отозвалась:
– Не знаю. Я ничего в них не поняла.
– Тогда как вы можете меня осуждать на их основании?
– А я разве осуждаю? Я вообще не имею права вас осуждать.
– И призыв к свержению советской власти!
– не удержавшись, съехидничал Юрий.
– Не пиши!
– оказывается, следователь следила за стенографисткой и, довольно жестко прикрикнув на девушку, обернулась к Юрию.
– Поосторожней. Вашу усмешку в протокол не запишешь, а по форме это признание.
Юрий закусил губу. Надо же так попасться!
Она продолжила:
– Значит, вы утверждаете, что рукописи философского содержания есть плод ваших размышлений?
– Да.
– Тогда давайте о них и побеседуем.
– Беседовать я привык за чаем, с друзьями. А с вами мне беседовать не о чем!
– резко заявил он. Со Звягиным ему удавалось таким образом продержаться все допросы.
Она поморщилась, поджала обиженно губы и произнесла подчеркнуто сухо:
– Ну и не беседуйте, мне-то что! А на меня не кричите. Вам такое обращение не нравится? Я тоже человек и подобного тоже не люблю.
– Громова достала портсигар, зажигалку. Ввинтила сильными пальцами папиросу в мундштук и закурила. В маленьком прогретом кабинете сразу ядовито запахло дешевым табаком.
Некурящий Юрий не выдержал:
– Что за хамская манера! Здесь и так дышать нечем!
– Извините, - искренне смутилась она, хотела было затушить папиросу, но передумала, подошла к окну, открыла форточку.
"И на том спасибо!" - подумал юноша. Елизавета Петровна тем временем затянулась и проворчала, совсем не страшно, как ворчат добродушные тетки:
– Ведь как у вас это барское в кровь въелось. Только ножкой не топнули да вон не послали. А ведь я все-таки женщина, да и постарше вас буду! Ры-царь!
Она презрительно скривила губы - в углу рта у нее снова обозначилась резкая морщинка - и затянулась. Папиросу следователь держала в трех пальцах, как тертый жизнью мужик. Она ничуть не позировала, но Юра вдруг подумал, что его противница - несчастная и усталая женщина, причем скрывает это от всех. Ему стало неловко - действительно нахамил человеку.
– Извините...
– Ладно, - кивнула Елизавета Петровна, докурила, загасила папиросу о подоконник и метко швырнула окурок в пепельницу на столе.
– Чудной вы все-таки, гражданин Семенов.
– Что же вас так удивляет?
– Бесполезность, - произнесла Елизавета Петровна, глядя ему в глаза.
– Бесполезность?
– Юрия это задело до глубины души.
– По-вашему, только тот полезен, кто землю копает? А те, кто создает культурные ценности, при социализме не нужны?
– Культурные ценности?
– насмешливо протянула она, взяла его тетрадь, помахала ею в воздухе.
– Эту коровью жвачку вы называете культурными ценностями? Культура должна быть понятна всем. А тут читаешь-читаешь - и ничего не понятно.