Прынцесса из ЧК
Шрифт:
Марк Исаевич перекатил желваки на скулах и сказал со зловещим спокойствием:
– Знал бы ты, Юдка, как хочется мне выбить мозги из твоей еврейской башки!
– Жидовской, - улыбнулся подследственный.
– Вы имеете право говорить "жидовской".
Марк Исаевич задохнулся от ярости, а Симонович продолжил:
– Ведь вы сами уже давно потеряли право называться евреем.
– Я тебя убью!
– выдохнул Марк Исаевич.
– Мы уже давно выяснили, что я этого не боюсь. А вы - не имеете права меня убить здесь. Только опосредованно - через приговор и Соловки.
"Ничего. Я тебя Лизке передам. Завтра же, - подумал Марк Исаевич.
– От этого ангела-хранителя ты не уйдешь..."
Он потер виски и сказал:
– Ну и черт с тобой. Ты у меня еще попляшешь.
– Нажал на кнопку звонка.- Уведите.
Аккуратно разложил папки, приготовил их к просмотру. В дверь постучали, и вошла Елизавета Петровна, уже с портфелем и в фуражке. Марк отметил про себя, что выглядит она измотанной и чем-то сильно расстроена. Сперва было решил, что Семенов не заговорил, и спросил обеспокоенно:
– Расколола?
– Да.
Марк облегченно улыбнулся:
– Молодец! Садись. Я устал и страшно хочу есть. Составь мне компанию.
Громова сразу напряглась.
– Марк Исаевич, я тоже устала и нездорова. Если можно, то поговорим о деле и я пойду домой.
– Нельзя, - вздохнул Марк Исаевич.
– Разговор долгий. Так что садись, лучше на диван.
Он подошел к шкафу, достал оттуда сверток, поискал, куда бы его пристроить. Прихватил по пути венский стул, придвинул его к дивану.
– Назначим его врид* стола.
Елизавета Петровна подчинилась.
– Ты докладывай, я слушаю.
– Он признал наличие организации, разъяснил идеологическую платформу...
– И как?
– Убежденные противники советской власти, но террором тут и не пахнет, только критика идеологии, - сухо доложила Елизавета Петровна.
– Мельчает анархист, - весело прокомментировал Марк Исаевич, доставая из глубин добротного шкафа в стиле модерн початую бутылку коньяка и два стаканчика. Оглянулся на дверь, легко подошел к ней, щелкнул ключом в замке, заговорщицки улыбаясь, пояснил:
– Нет меня. Устал.
– Фамилии назвал две: рыцарь Даниэль, это студент МГУ Данила Яковлев, и некая Ирина Владимировна Покровская, пианистка, дочь архитектора, продолжила Громова. Свойский тон начальника ей не нравился.
– Дама сердца?
– спросил Марк.
– Нет. "Дама" - давно уже наш информатор. Она его и сдала. Он, правда, об этом не знает. А тот, который мне знакомым показался, - известный анархист Солонович Александр... или Алексей?
– Громова потерла лоб, сняла фуражку, положила ее на валик дивана, виновато улыбнулась.
– Забыла, но не суть важно - его уже арестовывали в начале двадцатых. Преподаватель МВТУ. Он его не назвал, но по агентурным данным...
– Ничего, расколется. Проработай завтра со Звягиным второй допрос. И помягче с Ваней, не пугай парня. Он понятливый, ему предыдущего твоего разноса хватило.
Марк Исаевич неслышно опустился рядом с ней на диван. Елизавета Петровна слегка отодвинулась, давая ему место,
– По-хорошему, лучше Покровскую взять. похоже, я там с этим Юрой напортила. Вряд ли он что-то еще скажет.
– Он и так достаточно сказал, это раз. Во-вторых, пусть теперь они сами возятся, - усмехнутся Штоклянд, разливая коньяк.
– Дело начато, а там... Угощайся, чего ждешь? Научилась у своих контриков модничать, а?
Она молча взяла стаканчик и залпом, не морщась, вопреки женскому обыкновению, выпила его. Марк Исаевич внимательно посмотрел на нее и спросил:
– Лизка, сознавайся честно, опять пить начала?
– Пока нет, - грустно улыбнулась она.
– Смотри, держись, Лизавета. Я с тобой церемониться не стану, серьезно сказал Марк и пододвинул к ней сверток с бутербродами.
– Ешь давай. Нервишки у тебя, я скажу. Лечиться надо, Лиза. Похлопотать в профкоме?
Она жевала бутерброд и ничего не ответила. Марк смотрел на нее. Выражение лица, поза, движения - все как бы говорило: "Я устала как собака!" "Начинается. И правда ведь вскоре запьет. Я ее не первый год знаю, - подумал Марк Исаевич не без сочувствия.
– Не будь меня - давно бы уже опустилась вконец". Он взял пару бутербродов, оторвал угол газеты, аккуратно завернул и по-хозяйски сунул ей в портфель.
– Марк!
– запротестовала она.
– Что "Марк"?
– огрызнулся он.
– А то я тебя не знаю. Дома небось жрать нечего. Или боишься, что слухи пойдут? Старый чекист Громова спуталась с бывшим мужем? Брось, меня к тебе даже моя жена не ревнует. Прости, Лизка, но ты не женщина...
– Давай о деле, или я пошла, - отрезала Елизавета Петровна.
– Ладно, больше не буду. Посиди. Дай спокойно поесть, не торопись.
Марк налил себе коньяку, взял бутерброд и не спеша принялся за него. Потом так же неторопливо вытер губы и сказал:
– Завтра возьмешь у меня Симоновича. Упорен, контра недобитая. С делом, так и быть, ознакомишься завтра, раз сегодня устала.
– Это того, что взят по сигналу Спасителя?
– спросила Лиза.
– Марк, а ты уверен, что Симонович виноват? Я эту сволочь, информатора, знаю, он может и так накропать, по злобе или еще там из-за чего. Сколько раз себя ругала, что завербовала его.
– Начинается, - буркнул Марк.
– На этот раз мне к чему готовиться? Не забыла, как я тебя во время "трилиссеровской лихорадки" спасал? Я слишком хорошо знаю тебя, Лиза, и знаю, чем это может кончиться. Конечно, это не мое дело. И все же ты мне не чужая. Я вижу, что ты чем-то мучаешься. Выкладывай начистоту.
Она нервно взъерошила волосы, пристально посмотрела ему в глаза, ответила медленно, с трудом подбирая слова:
– Знаешь, Марк, последнее время мы слишком уж часто возимся с какой-то мелкой сошкой. Нет, несомненно, это не советские люди, и с ними нужно работать, но ГПУ - это все же крайняя мера, согласись! Такое ощущение, что мы стали ловить мух...
– Старая песня, только куплет другой, - перебил ее Марк Исаевич. Вроде как в прошлом году ты признала ошибочность своих взглядов, Лиза? Опять по новой? Нехорошо...