Прынцесса из ЧК
Шрифт:
– Для нашего "великого перелома" нужны люди!
– горячо возразила Елизавета Петровна.
– Грамотные, культурные люди. Новые, свободные от пережитков старого. А вы, вместо того чтобы идти с нами, идете против нас. И я скажу почему!
– И ошибетесь!
– крикнул Юрий.
– Просто нам противно жить по команде! У вас инакомыслие наказуемо, а принцип ордена - давать мудрость в виде легенд, чтобы каждый мог трактовать их по-своему. У нас советов не дают, не то что команд!
– Так орден все же есть?
–
Юрий задохнулся. Милая, искренняя следовательница легко и без труда поймала его. Он судорожно втянул воздух, закашлялся. Кровь отлила от головы, прошиб холодный пот. Кабинет качнулся и расплылся перед глазами.
– Да что вы?
– всполошилась она. Налила воды, подала напиться.
Юрий сделал несколько глотков. Но как только он пришел в себя, она продолжила столь же твердо, как раньше:
– Так орден все-таки есть?
Он не успел сообразить, как лучше ответить. И подтвердил как сквозь сон:
– Ну есть.
– И то, что вы мне говорили, - это часть программы ордена?
– она не дала ему опомниться.
– Ну, в каком-то роде.
– Вы же не будете отрицать, что ваши слова можно назвать критикой советской власти?
– Идеологии, мы не ставили целью подрыв и свержение советской власти. Я...
– Но вы вели агитацию с критикой советского строя в своем ордене. Да?
– Ну, можно так сказать, но...
– он никак не мог вывернуться, вопросы были просты, и отрицать что-либо после разговора с ней было невозможно.
– Кто вовлек вас в организацию?
– настойчиво продолжала она все тем же ровным, чуть ли не дружелюбным тоном.
Лицедейка проклятая, ханжа! Фарисейка! Схватила за горло - и давит, давит. И еще интересуется, что это он задыхается!.. Юра замолчал, решив больше ничего не говорить.
– Он?
Елизавета Петровна протянула ему фотографию.
– Солонович Алексей Александрович, преподаватель МВТУ?
– сжимая карточку в своих тонких, костлявых пальцах с желтыми ногтями, мягко, но властно настаивала она.
Юрий заметался. Чертова баба знала больше, чем он предполагал. А до этого только играла, как кошка с мышкой. Магистр!!! Она знала и о магистре! Нет, он не выдаст его! Но... Как? Времени на принятие решения не было, кровь стучала в висках, мысли путались.
– Нет!
– собрав всю волю, ответил Юра как можно тверже.
– Тогда кто?
Едва ворочая пересохшим языком, путая слова, Юра произнес:
– Я познакомился с Ириной Владимировной Покровской. Она пианистка, но сейчас - безработная... В орден она точно не входит. Она привела меня на вечеринку, там был Даня... Даниил Яковлев, мой сосед по дому, студент МГУ... Вот он мне и рассказал об ордене, легендах. Привел на посвящение... Кто нас посвящал - я не знаю. Он был в маске. Легенды слышал от него и от Дани... Мне плохо!
И он, действительно сильно побледнев, начал заваливаться набок,
– Валерьянки. И нашатырю.
Бережно поддержала Юру за плечи. Он мягко сполз на пол.
– Подготовь пока протоколы, Юля, - сказала Елизавета Петровна стенографистке.
– Ох, какие мы нервные!
Поднесла Юрию под нос ватку с нашатырем и заботливо обтерла лицо мокрой тряпочкой, похлопала по щекам. Студент пришел в себя.
– Ну, вы меня и напугали, - пробормотала Елизавета Петровна и попыталась улыбнуться.
– Уберите от меня руки, - брезгливо отстранился Юрий.
Елизавета Петровна вздрогнула, как от пощечины, и подчинилась. Юра сам встал, тяжело опустился на табурет. Лицо его дергалось и кривилось, он с трудом сдерживался. Елизавета Петровна нервно повела печами, достала из портсигара папиросу, хотела закурить, но оглянулась на подследственного.
– Курите уж, фарисейка, - огрызнулся он, но голос его сорвался, и закончил он почти со всхлипом: - Давайте ваши протоколы и...
Он заплакал. Елизавета Петровна отошла к окну и отвернулась. У нее нестерпимо заболела голова и на душе было так мерзко, словно и не было этого блестяще проведенного допроса и все ее старания пошли насмарку. Зверски захотелось напиться.
"Отставить сантименты, - приказала она себе, прикуривая новую папиросу от предыдущей.
– Что произошло? Ты его расколола. Законными способами. Он виноват? Да. Так из-за чего разводим психологию, товарищ Громова? Заканчивай дело и ступай домой. Ты просто устала".
Юля дописала протокол, покосилась на Громову и сама подала его подследственному. Елизавета Петровна подошла к столу и нажала кнопку вызова конвоиров.
* * *
Вечерело. Проникающий из окон свет был еще не стал густо-медным, но уже не столь бесстыдно ярким. Марк Исаевич хрустнул пальцами, закурил и спросил устало:
– И долго ты еще будешь молчать?
Сидевший на жестяной табуретке еврей лет сорока поднял на следователя угольно-черные, скорбные глаза и спокойно произнес:
– Я уже сказал вам правду. Она вам не понравилась. Тогда я дал вам свои объяснения - они вас тоже не устроили.
Марк Исаевич было дернулся, чтобы вскочить, но вспомнил, что на его подследственного угрожающие жесты не производили не малейшего впечатления.
– Симонович, то, что вы написали - бред сивой кобылы. Я этой ахинеи к делу не подошью. Дайте честные показания.
– Те, что вы мне подсовываете, гражданин следователь? Так с точки зрения профессионального инженера это тоже ахинея, только очень правдоподобно составленная. А моя ахинея была неправдоподобной. Но она мне больше нравится. Я не понимаю, о чем мы спорим: ведь вам надо меня посадить. Так какая разница, по какому из двух поклепов я сяду?