Прынцесса из ЧК
Шрифт:
– Ничто тебя не может изменить, - подумала она и не сразу поняла, что произнесла эти слова вслух.
И испугалась: сейчас-то она была ему чужая женщина, и ей не полагалось ни бутербродов, ни внеочередных путевок, ни неуклюжих попыток ее утешить, ни иных проявлений его любви. И ему вовсе не нужно было знать о ее воспоминаниях и мыслях. Наверное, не стоило в сегодняшнем настроении выпивать с ним и ворошить прошлое. Такой поворот событий ей совсем не нравился. Заторопилась, хотела было
– Я пойду...
– Дура ты, - сказал он, положив ей руку на колено.
Она поспешно отодвинулась.
– Какая есть!
– опустила голову, отвернулась, щеки у нее горели. Поздно уже.
– Хочешь еще коньяку?
– предложил он.
– Нет, я и так уже пьяная. Правда, пора идти.
Поспешно поднялась, схватила фуражку.
– Тебя ждет, что ли, кто?
– с деланной ревностью в голосе спросил Марк, но задерживать не стал.
– Тебя-то ждут.
– Ну и подождут, им не привыкать, - отмахнулся Марк.
Елизавета Петровна поправила гимнастерку и подняла руки, приглаживая растрепанную стрижку. В закатном свете она казалась еще тоньше, чем была, каштановые волосы горели в лучах солнца огнем. Такой красивой и беззащитной следователя Громову на Лубянке знал только Марк.
Он встал, подошел к ней, протянул зажигалку:
– А это ты мне решила оставить?
– Ой, спасибо, - благодарно улыбнулась она и, схватив гильзу, сунула ее в карман юбки.
Марк Исаевич неожиданно сгреб ее в объятия, притиснул к себе. Лиза взвизгнула и расхохоталась.
– Ты что, с ума сошел?
– А визжишь ты как девять лет назад, - рассмеялся Марк и ущипнул ее сквозь юбку.
– Отставить жеребятину!
– весело скомандовала она и шлепнула его ладошкой в грудь. Глаза ее задорно сверкнули. "Вот те и старый чекист!" - не без удивления подумал Марк.
От нее пахло коньяком и дорогим табаком его папирос. И еще едва-едва - потом. Этот запах в свое время казался ему самым лучшим и желанным. И ее тело под гимнастеркой было таким же сильным и гибким, как тогда. У Марка застучала кровь в висках.
– Колись, Лизка, а ведь ты меня до сих пор любишь?
– шутливо прорычал он.
Она опять расхохоталась и ответила с игривой строгостью:
– Много вы о себе воображаете, товарищ Штоклянд.
В ее глазах запрыгали озорные чертики, задразнились. "А ведь она не против!" - подумал Марк.
– Я тебе не товарищ Штоклянд, а гражданин следователь, - сжимая ее в своих сильных, крепких руках, заявил он деланным, "страшным" голосом. Марк сам не знал, почему так сказал, но она так искренне расхохоталась, что игра окончательно захватила его.
Лиза прогнулась, как бы отстраняясь, но
– Я отрицаю ваше обвинение!
– шептала она.
– Вы обличены показаниями двух свидетелей, - оттесняя ее к дивану, прорычал Марк.
Лиза сопротивлялась - ровно настолько, чтобы еще больше распалить его. Он уже плохо соображал, что делает.
– Свидетели лгут!
– дразнились чертики в ее глазах.
– Запираться бесполезно, вы только усугубляете этим свою вину. Вы не хотите разоблачиться перед партией, - шептал он, нашаривая непослушными пальцами крючки ее юбки.
– Лизка! Майн либе кецеле!..*
– Не ожидал!..
– Марк Исаевич сел на диване. Сердце его все еще бешено колотилось, мысли туманила сладкая дурь.
Лиза уже торопливо приводила себя в порядок. Наконец отозвалась, едва переводя дыхание, попыталась нагло улыбнуться, но губы ее дрожали, и взгляд был напряженным, затравленным.
– Вы о чем?
И в страсти, с которой она отдавалась, и в неумелой наглости ее ответа было столько беззащитности, что Марку опять стало жаль ее. "Изголодалась. Сама не ждала от себя такой прыти. Надо же, какой у нее испуганный взгляд. Боится, что теперь я ее прогоню от себя. Успокоить дуреху надо. Любопытно, почему бабы всегда так серьезно к этому относятся?" - подумал он.
– О следствии. Я очень доволен...
– сделав короткую, многозначительную паузу, Марк закончил: - Что вам удалось так быстро расколоть этого студента.
Лиза поняла правильно, облегченно перевела дыхание, закивала. Весь ее вид как бы говорил: "Да-да, конечно, ничего не было..." Какое уж "ничего не было"! Ее всю трясло.
– Что ты так разволновалась, Лиза? Выпей коньяку, - улыбнулся Марк.
Она послушно села на диван. Взяла стакан, выпила маленькими глотками.
– Можно... папироску?
– Угощайтесь, товарищ, - протянул он ей жестом записного кавалера портсигар.
Елизавета Петровна закурила. Марк не торопясь привел себя в порядок, сел рядом, взял ее за руку и так и сидел, ожидая, пока она не совладает с собой. Потом ободряюще пожал ей руку и сказал обыденным тоном доброжелательного начальника:
– Ступайте, Лизавета Петровна. Спокойной ночи.
– До свидания, - отозвалась она сухо, только едва заметно улыбнулась не без облегчения.