Прыжок леопарда 2
Шрифт:
– Наташка?
– ухмыльнулся оболтус и спрятал за ухо "Мальборо", - сейчас позову. А что ей сказать, кто спрашивает?
– Скажи, что Захаров.
– Захаров? Фамилия очень знакомая... это не вы в Ленинградском "Динамо" по центру защиты играете?
– Нет, не я. По центру играет Данилов.
– Точно Данилов! А вы у них, стало быть...
– Тренер.
– Ага, ну, ладно...
Оболтус сорвался с места и пулей взлетел по ступеням, но через пару минут, столь же стремительно, вынырнул на крыльцо. Уже не один: за ним поспевала худенькая девчушка
– Издеваешься, да? Издеваешься?
К окнам первого этажа тут же прильнули сплющенные носы.
Захаров повернулся спиной. Он изнывал от тоски: вот попал, так попал! Ну, что за охота взрослому человеку торчать неизвестно где и ради чего?
– ради прихоти взбалмошной пигалицы! А что делать? Говорят, что просил сам Попенченко! Эх, скорей бы кончалась вся эта тягомотина!
– Это вы меня спрашивали?
Захаров обернулся на голос, снял очки с затемненными стеклами и столкнулся с лучистым взглядом широко распахнутых глаз. А в них небесная чистота и серые тучки мимолетной обиды.
– Тебя ведь Наташей зовут?
– Нет, так не бывает, - она отступила на шаг.
– Это действительно вы?!
– Действительно я.
Он отвесил шутливый поклон, скользнул вороватым взглядом по ладной фигурке: ничего себе, заготовка на вырост. Взгляд вернулся к ее глазам: в них обида, восторг и готовность заплакать. Еще Захаров заметил, что девчонка вдруг покраснела. Как будто смогла прочесть все его тайные мысли. И ему стало стыдно. Так стыдно, что он разозлился. Ну, люди! Попросили приехать, а что делать не объяснили. Не трахать же?
– Что стоишь?
– сказал он свирепо.
– Ну-ка быстро дуй за портфелем! А то опять уроки не выучишь.
И добавил неизвестно зачем:
– Распустились тут!
Тон сурового старшего брата был избран удачно. Результат не замедлил сказаться. Девчонка вдруг засветилась от счастья. На крыльях любви, ступая по облакам, она была готова на все: бежать за портфелем, лететь на край света, выучить физику, химию и даже бином Ньютона.
Если есть у тебя возможность сделать чудо своими руками - сделай его и мир от этого станет лучше. Примерно такую идею посеял в сердцах миллионов один из романтиков прошлого. Не все семена проросли и дожили до наших дней. Но в данном конкретном случае упали они на добрую почву.
– Стоять, - рыкнул Захаров, видя, что она срывается с места, - вместе пойдем.
День как день. Оторвался листочек календаря, закружился и канул в лета. Для кого-то первый, для кого-то - последний. Что он в судьбах людских, кроме даты на могильном кресте? Мордан, например, не припомнит ничего выдающегося. Сестренка - другое дело. Тот волшебный сон наяву никогда не сотрется из Наташкиной памяти. Наоборот, пройдя через призму времени, он заблистает новыми гранями. А кто ей его подарил?
– баловень, разгильдяй, неудачник, ставший на миг добрым волшебником.
– Ради такого дня, - сказала Наташка, когда Захарова уже посадили, -
...В школу было проще войти, чем из нее выйти. Девчонки сошли с ума. Даже Виктория Львовна визжала, как первоклашка. Уж ей-то, замужней тетке, можно было обойтись без автографа. Наташку пихали, отталкивали. Но больше всего поразило не это. Многие из бывших подруг смотрели ей в спину с плохо скрываемой ненавистью.
– Поняла, что такое земная слава? Хотела бы так каждый день?
– с улыбкой спросил Захаров, сажая ее в машину.
Она почему-то решила, что лучше ответить "нет".
До Литейного ехали молча. Захаров обдумывал взрослые планы на вечер. А Наташка... она все никак не могла разобраться в хитросплетениях мыслей и чувств.
Машина нырнула в знакомую арку - откуда он знает, что я здесь живу? Нужно прощаться, или... нет, конечно прощаться, к чему-то большему я не готова, - в смятении думала бедная Золушка.
– Господи, как страшно!
– Вы мне дадите автограф?
– спросила она, приподнявшись на цыпочках, и закрыла глаза, в ожидании поцелуя. Ниточка обрывалась, может быть - навсегда. И это пугало еще больше.
– Зачем тебе мой автограф?
– усмехнулся добрый волшебник и вытащил из кармана визитную карточку, - мы же с тобой друзья? Нужен буду - звони по этому номеру, только подружкам ни-ни!
– Знаю, знаю!
– Наташка не выдержала, заплакала, - я буду звонить, а вы... а вы не отве-е-етите.
– Почему не отвечу?
– он вытер ладонью девичьи слезы и принялся врать. Да так вдохновенно, как мог.
– Отвечу, и буду ходить на родительские собрания, пока не приедет... твой папа. Надеюсь, что мне не придется краснеть?
– Правда?!
– Золушка просияла. Все остальное уже не имело значения.
– Конечно, правда. А потом ты полюбишь кого-то другого... по-настоящему.
– Какого другого?
– Хотя бы, того мальчишку, за которым гналась с учебником.
– Гаврилова?! Нет, ни-ко-гда!
– Никогда не говори "никогда", - серьезно сказал Захаров.
– Представь, что годика через два у него, вдруг, прорежется дивный голос. Будет машина, всесоюзная слава, толпы поклонниц...
– Все равно, никогда!
– упрямо повторила Наташка.
– Если б вы знали, какой он противный!
– Вот видишь? Если бы ты была моей соседкой по коммуналке, ты бы меня точно возненавидела. Нет ничего проще, чем любить кого-то из-за угла. Приписывать идеалу все известные добродетели, додумать что-то особенное... ой, извини!
– Захаров случайно взглянул на часы, - у меня через час репетиция...
...С тех пор Наталью как подменили. Она повзрослела. В школе ее престиж вырос неизмеримо. Еще бы: лицо, приближенное к божеству! Но она этим не спекулировала. Так... изредка попросит подписать фотографию, или достать билет "для хорошей знакомой". Знаменитый певец стал для нее просто хорошим другом. А она для него - отдушиной, человеком, с которым можно просто поговорить, без аллегорий, без недомолвок и прочих условностей светской жизни.