Прыжок в легенду. О чем звенели рельсы
Шрифт:
А вечером мы с Николаем постучались в дверь дома, где жил один из его старых товарищей — Дмитрий Михайлович Красноголовец.
Красноголовец прибыл на станцию Здолбунов еще осенью тридцать девятого года, сразу же после установления здесь советской власти. Служил в железнодорожной милиции и здесь, на станции, познакомился с энергичным, крепким, богатырского сложения юношей — Колей Приходько. Красноголовец был не только намного старше своего юного друга, — у него за плечами был уже большой жизненный опыт. Николай любил слушать его рассказы про революцию, гражданскую войну, про строителей Комсомольска-на-Амуре и Магнитки. Красноголовец был коммунист, и под его влиянием Коля вступил в комсомол. А перед самой войной, по рекомендации Дмитрия Михайловича,
Еще по дороге в Здолбунов Коля говорил мне:
— В Злотиеве я узнал, что Красноголовец в городе. Уверен, он не сидит сложа, руки. С ним нам и нужно будет связаться.
И вот мы стоим на пороге его дома.
— Откуда ты взялся, Николка? Вот это гость! Вот это гость!
Коренастый, средних лет мужчина кинулся к Приходько и заключил его в свои объятия. Потом посмотрел на меня:
— А это твой приятель?
— Угадали, — ответил я.
Познакомились.
— Пришлось мне вернуться к своей прежней профессии, — сказал Красноголовец, — портняжничаю по малости, и неплохо получается… Ну, а ты, Николка? Откуда притопал?
— Не будем таиться, Дмитро, — проговорил Приходько. — Мы с товарищем — партизаны. Забросили нас во вражеский тыл с самолетов. Отряд наш далече отсюда, в лесу. Нас двоих, как бывших железнодорожников, направили сюда. Пришли вчера, отоспались, ну, и сразу к тебе.
— Мне очень приятно, что ты не забыл меня, что вы пришли… Я просто счастлив… Вы даже представить себе не можете… Как хорошо… Не знаю, кого благодарить…
— А благодарить никого не надо, — ответил Николай. — К кому ж еще было нам прийти, как не к тебе?
— Дмитрий Михайлович, — начал я, — командование нашего отряда поручило нам установить связь с здолбуновскими подпольщиками и развернуть на здешнем узле широкую разведывательную работу.
В глазах у Красноголовца заиграли радостные искорки.
— Вы, хлопцы, не ошиблись адресом, — сказал он. — Мы давно ищем связи с партизанами.
— А кто это «мы»? — поинтересовался я.
— Мы тут с товарищами… Есть у меня хлопцев с десяток. Константин Шорохов, машинист паровоза… Дмитрий Скородинский, тоже машинист. Хоть и большая у него семья — девять детей, но все равно готов пойти на любое рискованное дело. Еще сцепщик вагонов Сергей Яремчук. Есть и не железнодорожники. Вот, к примеру, Попков Александр. Сейчас он мастер механических мастерских. Комсомолец. Служил радистом в авиации. Его самолет подбили немцы. Спасся на парашюте. Боевой, энергичный. Есть даже свой человек в городской управе: Азаров Виктор, бывший лейтенант, мужик выдержанный, грамотный. Передает все новости, все, о чем услышит в управе. Не раз предупреждал нас об облавах… И на цементном заводе — наши люди. Правда, с ними у меня пока что связи нет, но дело это не такое сложное: понадобится — связь установим. Кстати, цементный завод работает на полную мощность. В этом году немцы особенно много цемента отправляют на Восточный фронт, а больше всего, говорят, куда-то на Винницу. Скородинский как-то мне сказал: «Должно быть, будут, гады, отступать до самой Винницы, что-то слишком уж много прут туда цементу…»
— Очень хорошо, что здесь есть на кого положиться, — заметил я. — Выходит, у нас с тобой, Коля, все шансы быстро выполнить задание.
— Я ж говорил тебе, — обрадовался Приходько, — стоит только нам найти Дмитрия Михайловича — и полдела сделано.
— Ну, ты не преувеличивай, Николка, — остановил его Красноголовец, хотя по всему видно было, что он доволен словами своего молодого друга. — Так вот, товарищи. Мы с хлопцами без дела не сидели, кое-что делали. Правда, диверсии мелкие, но они напоминают оккупантам, что патриоты не спят! — Он усмехнулся. — Я смастерил самодельный запал из пороха, обернул его листом хорошо высушенного табака, эту сигарку положил на цистерну с бензином и поджег. Занялся пожар, и начали рваться цистерны. Ну и фейерверк был! Как гестаповцы ни искали, сколько народу ни допрашивали — так и не удалось им
— Выходит, хлопцы, которые тебе помогали, не подвели, — вставил Николай.
— Да, люди надежные… А вот что было со сцепщиком Сергеем Яремчуком. На каждом вагоне фашисты вешают паспорт, в нем характеристика груза. Сергей имел обычай просматривать эти паспорта. Однажды, когда формировался состав для отправки в Германию, ему бросилось в глаза, что на паспортах всех вагонов пометка «гражданский груз», а только на одном — «воинский». «Что это за воинский груз, который отправляют в Германию?» — подумал Сергей. Ломиком сорвал замок, раздвинул двери и залез в вагон. Он был почти пуст, только в одном углу несколько кадок, а в другом три солидных сундука. Тем же ломиком сбил с кадки обруч и снял крышку. Смотрит — смалец. В сундуках — яйца, сало, мука и прочая снедь.
«Вот так воинский груз!» — подумал Яремчук. Он уже собирался выскочить из вагона, как вдруг слышит — чьи-то шаги. Стал за дверью, спиной к стене, и ждет. Смотрит — в вагон влезает какой-то офицер. Ну, он его ломиком по голове — раз, потом, когда тот повалился на пол, — еще раз, забрал парабеллум, запер вагон и ушел. В ту же ночь состав отправили в Германию. Представляю себе, как обрадовалась родня покойничка, получив такой «воинский груз»!
Красноголовец рассказал еще, как его товарищи откручивали болты на стрелках, подсыпали песок в буксы вагонов, перекрывали перед отправкой эшелонов тормозные краны (если эшелон вели немецкие машинисты), и о других диверсиях, которые здесь, в оккупированном гитлеровцами городе, совершали советские патриоты.
— Одного только не удалось нам сделать, — заключил Дмитрий Михайлович, — установить связь с партизанами. Мы уже пробовали наведываться в Шепетовские леса — слышали, что там есть партизаны, но их не так легко найти. Недавно Скородинский сказал, что кочегар Здолбуновского депо Семенюк связан с партизанами через какого-то Венедикта Кушнерука из Здолбицы. Этот Кушнерук хорошо говорит по-немецки, и Семенюк уверен, что его направили сюда для подпольной работы. Но конкретнее о нем ничего не знаю.
— Вам нужно будет выяснить, что это за человек, — сказал я, — действительно ли он направлен сюда для подпольной работы. Ведь может получиться, что мы с двух сторон, несогласованно, будем делать одно и то же. Выясните?
— С большой радостью, — согласился Красноголовец. — Знали бы вы, как нам неловко было заниматься самодеятельностью. Словно бы и наносили вред фашистам, но чувствовали, что этого мало…
— Да, мало. В Здолбунове нужно создать хорошо законспирированную подпольную организацию. Деятельность здолбуновского подполья будет разворачиваться в двух основных направлениях. Первое — это постоянное наблюдение за всем, что происходит на железной дороге, и не просто наблюдение, а анализ, обобщение. Все важные сведения через наш отряд будут передавать в Москву. Второе — диверсия, только не стихийная, а заранее обдуманная, планомерная.
— Понятно, — согласился Красноголовец.
— Теперь о структуре организации, — продолжал я. — Прежде всего: конспирация и дисциплина. Чтобы не вышло так, что все, кто стал на путь борьбы, знают друг друга и встречаются. Подполье нужно строить по системе тройки. Один знает только двоих, и не больше. Обязанности каждого четко определены, и он выполняет только то, что ему поручено. Демонстраций и митингов устраивать не будем, не будем заниматься и широкой разъяснительной работой. Нам восстание поднимать не нужно, нужно всемерно помогать нашей армии ковать победу над врагом на фронте. Для этого мы должны сделать все, чтобы Здолбуновский узел вдвое, а то и втрое снизил свою пропускную способность. Необходимо, чтобы составы, которые через Здолбунов пойдут на фронт, попадали под такую техническую обработку, после которой далеко заехать уже не смогли бы. Ваших друзей нужно хорошо проинформировать о наших задачах. Каждый из них должен что-то делать на своем посту… Обязанности руководителя подпольной группы возлагаем на вас, Дмитрий Михайлович.