Прыжок в легенду. О чем звенели рельсы
Шрифт:
— Вот если бы нам машину, — мечтательно проговорил Струтинский, — на ней мы могли бы даже в Киев махнуть!
— Машину? — переспросил Кузнецов и тут же обратился ко мне: — Тебе Бойко ничего больше не говорил насчет шофера и машины?
— Есть у него на примете один хлопец, но нужно к нему присмотреться.
— Мне кажется, — заметил Николай Иванович, — нам лучше всего воспользоваться услугами заготконторы. Если Бойко и не договорился с шофером, то мы попросим его дать машину, а за руль сядет Коля Струтинский.
Это
И вот мы снова в Здолбунове, у братьев Шмерег. Задерживаться здесь нельзя, нужно немедля связаться с Бойко и условиться о транспорте. Говорим об этом Шмерегам.
— Есть, — говорит Сергей, — в заготконторе чудесная машина. Газогенератор. Мешок дубовых чурок — и шпарит сто километров. Немцы оттого ее не забрали, что она работает на дровах. Вы обождите, я позову Бойко и думаю, что все уладится.
Бойко сказал, что машина в самом деле имеется, но брать ее без шофера нельзя.
— Водит эту полуторку Леонтий Клименко, — добавил он. — До войны тоже работал здесь шофером. В войну попал в плен, вернулся и снова сел за баранку. Честный, хороший парень. Можно привлекать к работе.
— А что вы ему скажете? — спросил Николай Иванович.
— Так и скажем: нужно отвезти партизан в отряд.
— Вы правы: нужно сказать правду. Пусть знает, кого везет. Тогда завтра же утром сагитируйте своего шофера.
На следующий день, придя домой к обеду, Сергей Шмерега, довольный, сообщил:
— Все в порядке. По дороге заходил к Бойко. Клименко не пришлось уговаривать, сразу согласился. В семь вечера машина ждет вас.
Уже начинало смеркаться, когда мы с Шевчуком, пропетляв по нескольким здолбуновским улицам, очутились в тихом переулочке. В противоположном конце его увидели старенькую полуторку с газогенераторными баллонами по бокам. Подошли ближе. Худощавый, неприветливый с виду мужчина лет тридцати копался в моторе, не обращая ни на кого внимания; да, в сущности, кроме нас, никого в переулке и не было.
— Куда пойдет ваш лимузин? — спросил я, подойдя к водителю.
Тот не спешил отвечать. Повернул голову, внимательно оглядел нас с Мишкой, опустил капот и, вытирая тряпкой пальцы, ответил:
— На Гощу… А дальше видно будет…
— Выходит, нам по дороге. Может, подвезете? — спросил Шевчук.
— Отчего же нельзя? — согласился водитель.
— За деньги или так? — поинтересовался я.
— Добрых людей мы возим и так.
— Ну, так спасибо вам.
Мы забрались в кузов. Подошел Коля Струтинский и тоже залег наверх.
— Можно ехать? — спросил шофер, но сразу осекся, словно язык проглотил: увидел возле себя немецкого офицера.
Ничего не говоря, тот рванул на себя ручку дверцы, ловко вскочил в кабину и, усевшись на сиденье,
— Шнеллер! Вир хабен каине цайт! [9]
Клименко стоял, растерянно глядя на нас.
— Шнеллер! — повторил Кузнецов.
— Все в порядке. Поехали, — сказал водителю Шевчук.
Тот неуверенно пожал плечами, с опаской посмотрел на немецкого офицера, потом снова перевел взгляд на нас и, тяжело вздохнув, забрался в кабину. Затарахтел мотор, и машина, оставляя позади клубы едкого дыма, тронулась.
9
Живее! У нас нет времени! (нем.)
По дороге нас несколько раз останавливали немецкие патрули, но, увидев в кабине обер-лейтенанта, даже не осмеливались проверять документы. Мы уже надеялись без всяких помех добраться до места назначения, как вдруг перед мостом через Горынь, невдалеке от села Бабино, патрульный предложил нам слезть с машины и идти в штаб гарнизона — для проверки документов.
— А вы, герр обер-лейтенант, — добавил патрульный, — подождите, пожалуйста, в машине.
Но Кузнецов уже соскочил на землю.
— Вам мало того, что я тут? — недовольно воскликнул он.
— Простите, но мы это делаем ради вашей же безопасности. Не забывайте: здесь повсюду партизаны, и кто знает, нет ли их среди ваших спутников. Вы рискуете, господин обер-лейтенант…
— Какое ваше дело, кто ездит со мной! — перебил патрульного Кузнецов. — Я был в Париже, Варшаве, под Харьковом. Я дважды ранен и партизан не боюсь. Это вы здесь, в тылу, боитесь каждого воробья. На фронт бы вас! А что касается этих людей, я лично проверял их и не нуждаюсь в ваших услугах.
— Еще раз прошу прощения, господин обер-лейтенант, мы не хотели вас беспокоить, все это исключительно ради нашей общей безопасности. Но если вы настаиваете — пожалуйста. — И с этими словами открыл нам шлагбаум.
За всю дорогу Клименко ни слова не сказал. Он, казалось, сросся с баранкой руля, крепко держал его в руках и сосредоточенно смотрел вперед. Что было на душе у парня, о чем думал он, сидя рядом с «немецким офицером»? Верил ли, что везет советских партизан, а если нет, то за кого он нас принимал?
Машина остановилась. Мы выскочили из кузова. Вышел из кабины и обер-лейтенант, оставив на сиденье несколько банкнотов. Клименко взял деньги, повертел в руках, осмотрел и, подойдя к нам, молча протянул их Кузнецову. Тот добродушно похлопал его по плечу, что-то пробормотал по-немецки, а Шевчук добавил:
— Возьми, возьми, хлопче, тебе пригодятся. Спасибо, что подвез.
Мы попрощались и зашагали к лесу. А Клименко так и остался стоять, держа в руках деньги, и молча продолжал глядеть нам вслед.