Псайкер. Путь изгоя
Шрифт:
Когда-то она всерьёз хотела, даже мечтала стать одной из них, считая это своей судьбой, но теперь… порой она жалела об упущенной возможности, но смотря на своих детей, понимала, что сделала правильный выбор. Повинуясь словно чужой волей, Лукулла подошла к одной из сестер. Воительница поначалу её будто не замечала, но заметив, что незнакомка не уходит, и явно что-то хочет, спросила прямо:
– Тебе чего, гражданская? Если есть что доложить, то говори, а нет – возвращайся в постель.
– С вашего позволения…я и не спала, великодушная…так, занималась уборкой…
– Великодушная? – темные брови
С этими словами она демонстративно передёрнула затвор у своего болтера. Тут-то Лукулла и поняла, чего на самом деле хотела, когда вообще подходила.
– Извините…просто когда-то я действительно хотела стать одной из вас, мне с моими способностями это казалось почти судьбой, но… в какой-то момент я решила служить Богу-Императору другим путем, и стала счастливой матерью двоих детей. Однако Владыка всё же, видно, милостив ко мне, раз вы тоже оказались здесь… Словом, могу я подержать это священное оружие хотя бы минутку? – она показала на болтер. – Я знаю, что…
– Что за это полагается суровейшая кара? – нахмурилась сорроритас. Коротко стриженная, темноволосая, на вид она была даже младше Лукуллы, однако из-за благословленного оружия в руках и силовых доспехов казалась куда более грозной. Лукулла уже собиралась отступить и извиниться, когда воительница внезапно смягчилась: – ты не создаёшь впечатление простой обывательницы. Ты ведь раньше сражалась, видно? Я вижу это даже по тому, как ты стоишь. Ладно, но не более минуты. Держи.
Лукулле показалось, что в неё ударила молния. Милостивый Император, нет предела твоим благословениям! Она завороженно приняла болтер, неловко попробовала принять боевую стойку. Каждое собственное движение казалось ей насмешкой над священным оружием, и она не знала, что ей делать. Воительница хрипло рассмеялась.
– Да, я не ошиблась. Ты действительно воин, ибо пытаешься держать Его Гнев как обычный лазган. Нет, неправильно. Вот так, да. Убери от груди, прижми вот сюда. Верно. Чуть ниже дуло. Аккуратнее.
–Я и так…
– Не спорь. Руки прижми крепче, отдача у болтера куда сильнее, чем у лазгана. Да, вот так.
– Что здесь происходит?!
Лукулла дернулась, едва не выронив священное оружие. К ним приблизилась ещё одна воительница, только уже с длинным уродливым шрамом на правой щеке.
– Я нашла нам пополнение, сестра, – рассмеялась ещё раз темноволосая, – уже завтра будет готова идти в бой.
– Сестра Адана, ты….это же…
–Успокойся, она тоже воин, как и мы…в своём роде. Обычному человеку я бы никогда не отдала в руки Гнев Его, ты же знаешь. Никто бы не отдал. Но у этой женщины душа настоящего солдата. Думаю, ты сама это видишь.
Вторая сорроритас, чуть более длинноволосая, с каштановыми пышными волосами, смерила Лукуллу взглядом, который оказался красноречивее всех слов.
– Действительно, только доспех ей выдай, и будет полноценная неофитка…- проворчала воительница и сделала знак рукой, чтобы оружие вернули. – Однако, чтобы я видела это в первый и последний раз, Адана. Я тебя прощу, но вот старшие…
–Да знаю я, сестра Ронна.
– Лукулла. Лукулла Дугал.
– Твой дух крепок, Лукулла, – кивнула сестра Адана. – Так пусть же он сияет, словно факел во тьме для всех слабых и заблудших. Не дай испытаниям сломить его.
В ответ руки Лукуллы сложились в аквиллу на груди.
– Бог-Император над всеми нами.
Сестры битвы ответили одновременно, и как показалось Лукулле, даже суровое лицо сестры Ронны несколько смягчилось:
–Во истину.
Возле костра было слишком тепло и уютно, чтобы Руксусу хотелось уходить. Впрочем, в огне ли дело? Конечно нет.
Сержант Флавий, казалось, едва ли был способен молчать. Слова сыпались из него, как из уст праведника проклятия на головы врагов. Сержант травил байки, рассказывал истории, о которых только слышал, либо чьим свидетелем был сам. Не обходилось, разумеется, и без печальных моментов, и лицо Флавия менялось с беззаботно-веселого на скорбное, когда он упоминал павших товарищей, коих было много. Очень много.
– Старина Сепил, да упокоится его душа в Свете Императора, был бесстрашен, как тысяча астартес. Мог и прямо на пулеметную очередь побежать, и под вражеский танк подползти… Вот и нашел свою смерть, дурак. Чёртов снаряд разорвал его бесстрашную, тупоголовую башку почти надвое. Маллис… проклятье, я ещё не видел гвардейца, который стрелял более метко, чем он. Мог попасть в глаз еретика с такого расстояния, с какого мы обычно самого предателя не видели-то. Уж сколько раз он рвался в снайперы… – сержант сделал крепкий глоток из фляжки. – Разорвало его на куски в паре метров от меня, артиллерийским огнём. Локхир, старый пройдоха, добродушный был малый, и крепкий, как десяток-другой бойцов.
– Помню такого, – мрачно бросил лейтенант, – он часто помогал таскать раненных с поле боя, хотя это не было его прямой обязанностью.
– Ваша правда. Я хоть и назвал его «пройдохой», но Локхир даже сервитора не мог обидеть…– взгляд Флавия ожесточился, застыл. – Когда я его увидел в лазарете, куда складывали павших, то сначала не узнал. Как мне сказали, распилили его мечом на двое – вот и вся история. Что ж, выпьем за павших, за всех, кто отдал жизнь за Вечного Императора и Империум! – несмотря на торжественность слов, голос сержанта чуть не дрогнул.
Он на грани, понял Руксус, как и почти все, кто здесь находился. Внезапно он осознал, что его самого до сих пор едва заметно потрясывает. Юноша поднял руки, облаченные в чёрные перчатки. Действительно, во имя Трона, до сих пор дрожь… словно над головой ещё свистят пули, разрываются снаряды, пролетают лазерные лучи. Обычный человек, не Астартес, или кто ещё, не может пройти через подобное и остаться собой. Такие события меняют навсегда, а уходя, становясь частью воспоминаний, забирают часть души. Но сколь велика их добыча? Руксус на ментальном уровне чувствовал, что рассудок офицеров держится из последних сил, словно подпитываемый одним лишь упрямством. Они не хотят сходить с ума, но близки к этому. Юноша мрачно улыбнулся. А точно ли они пережили этот бой?