Псайкер. Путь изгоя
Шрифт:
Врачи, что притрагивались к нему, даже не пытались скрыть свои страх и презрение, однако продолжали осматривать его. Юный псайкер безмолвно хмыкал каждый раз, когда замечал озадаченность на их лицах. Действительно, весь его внешний вид казался абсолютно противоестественным, нарушающим все привычные законы физиологии обычного человека. Он не должен вообще оставаться в живых, и уж тем более относительно неплохо себя чувствовать, не прекращая одними губами смеяться над окружившими его медиками... Почти все его тело покрывали рубцы и шрамы, но больше всего было пятен немного белесой, совсем ещё новой кожи, возникшей на месте самых страшных ран. Если бы
– Колдун цел и здоров, – заключил наконец один из полевых врачей, высокий худощавый мужчина с тёмной бородой, – разве что остались мелкие ссадины, которые мы, конечно, сейчас перевяжем… Однако всё же спрошу вас, господин офицер – а что это?
Не похоже, что лейтенанту Карлу Россе, которому вверили состояние ценного псайкера-примарис, хотелось отвечать на данный вопрос.
– Можешь считать, что это проявление его собственных сил. Это всё, что тебе стоит знать. А теперь подлатай этих двоих и возвращайся к своим обязанностям. У тебя ещё немало раненных.
Лейтенант ничуть не соврал. Лазарет действительно напоминал собой надутый пузырь, в который чуть ли не каждую минуту приносили всё больше раненных и умирающих. Их было так много, что Руксусу становилось дурно. Одно дело быстрая и безболезненная смерть, и совершенно другое – долгие, болезненные мучения, полные молитв и надежды на вот эти безликие фигуры. Юноша пару раз пересёкся взглядом с этими так называемыми врачами, и понял, что в нём самом гораздо больше сострадания к солдатам. Ему действительно хотелось помочь им по мере сил, но командование ясно дао понять, что он должен отдохнуть. Его сила для боя, не для спасения. Руксуса огорчало и злило это, но перечить он не стал даже сейчас, воочию встретившись с полнейшим равнодушием этих безучастных, словно восковых, фигур. Альберт словно читал его мысли, и с полнейшим понимаем смотрел на друга, когда в палатку вносили очередного раненного.
«Как же резко всё изменилось… Почему им, простым людям, так плевать друг на друга? Почему во мне больше желания помочь, чем в них? К тому же неужели они не понимают, что сейчас этой планете нужен каждый человек, способный держать оружие? Впрочем, чем больше я думаю об этом, тем больше мне кажется, что так было всегда».
Человеческие силуэты действительно будто сквозь силу исполняли своё кровавое дело. С безучастными лицами таскали носилки, лишенными жизни голосами просили друг друга передать тот или иной предмет, совершенно замогильным тоном пытались успокаивать умирающих. Руксус чётко видел и чувствовал на ментальном уровне, что они воспринимают гвардейцев скорее как цифру в отчёте, как объект их службы, за что они получают какое-никакое жалование и сухпайки, но не более. Слишком много они видели жертв войны на своём веку…либо же им изначально было всё равно. Юношу это почти выворачивало наизнанку, так что он поспешил покинуть лазарет.
– Дальше я сам, – мягко оттолкнул он руку ближайшего врача. – Можете дать мне бинт, я справлюсь.
Мужчина с недоверием посмотрел на него, так что юный псайкер сам вырвал необходимое у него из рук.
– Пошли, Альберт. Нашу помощь они принимать не желают.
Запах крови, гнили, лекарств и ладана, атмосфера полнейшего отчаяния и равнодушия давили на него.
На входе они столкнулись с молодой светловолосой девушкой, нёсшую на плече очередного солдата. Юноша уже видел её раньше, издалека, но знал, что её зовут Кира. Всего мгновение их взгляды пересеклись – и только в ней он увидел искреннее желание помочь. Видимо, его удивление было столь сильно, что Альберту пришлось потрясти его за плечо:
– Пошли, брат. Ты же сам хотел…
– Да, пошли. Здесь нам точно не рады.
Кира, уже с трудом дышавшая, прошла мимо них, словно не заметив. Альберт едва заметно пожал плечами, и они покинули палатку.
Снаружи уже сгущались сумерки. Почти на всём Сераписе быстро начинало темнеть, что для Руксуса казалось огромной дикостью. Вновь вспомнилась родная Сиона, где солнце не покидало небосвод, билось за своё законное место до самого позднего часа. Где-то вдали, за густыми тучами виднелась крохотная луна и её неизменные спутники – звёзды, сейчас показавшиеся Руксусу даже более бесчисленными и холодными, чем обычными. Над полем бойни (иначе его юный псайкер обозвать не хотел), опустилась густая мгла.
Лейтенант ждал их, ухаживая за саблей.
– Быстро они вас, – в голосе – ни капли удивления. Оно не удивительно, офицер выглядел крайне вымотанным. – Что ж, теперь обратно в лагерь. За мной.
Мимо них прошёл ещё один крохотный отряд с носилками. Как заметили псайкеры, в этом деле лазарету помогали другие имперские гвардейцы, кто по приказу свыше, кто по личным убеждениям и инициативе. Последних, очевидно, было меньшинство, и дело было вовсе не в малодушии солдат, – после подобной бойни многим нужен был отдых…во всех смыслах.
Пока они шли через линии траншей, Руксус повернул голову в сторону позиций Врага. С такого расстояния и в столь поздний час, ясное дело, ничего не увидишь, но юноша даже не кожей, но костями чувствовал концентрирующиеся по ту линию горизонта силы. То был могучий непреодолимый шторм, готовящийся смыть их всего одним усилием. Гнетущие ощущения росли в той недоступной глазу мгле, словно горный хребет. Как никогда яснее Руксус понял, что если не произойдет чуда, то они обречены. Первый прилив они выдержали, ценой огромных усилий и колоссальных потерь, но второй их просто сметёт. Почему-то эта мысль ничуть не пугала его, скорее наоборот. Похоже, умереть рядом с родными для него людьми – это вершина тех желаний, что у него вообще могли быть. Более счастливой, спокойной смерти и желать было нельзя.
– А вы, парни, молодцы, – внезапно нарушил гнетущую тишину лейтенант. – Хорошо бились, имею в виду. Особенно ты, огненный. Скольких еретиков отдал на суд праведного огня, прокляни их Император!
– Мы… – от удивления Руксус не находил слов. – Рады стараться, офицер. Это наш долг, как-никак.
Они дошли до расположения пехотных частей. Кругом металлические бараки-казармы, вперемешку со множеством костров. Даже после подобных ужасов, многим просто не спалось, и они старались найти успокоение в разговорах, азартных играх, еде и выпивки. Насколько мог судить Руксус – безуспешно. От пережитого ада нельзя откупиться столь дёшево.