Психоделика любви: Начало
Шрифт:
— Конан.
— Хватит, иначе я отрежу твой грязный язык, — без тени злости выплюнул Пейн, откинув шприц в бортик.
Но Итачи смог. Небеса иль ад услышали его. В полутьме за спиной Пейна раскрылись кровавые крылья, тут же исчезнув. Хаюми подняла взгляд, с ужасом и трепетом смотря, как дорогой ей человек заправляет второй шприц и вкалывает сыворотку в другую вену пациента. Итачи прорычал сквозь зубы, будто невидимый убийца в его теле ломал его изнутри железным прутом, отбивая все органы в ошметки, разбивая
Третья инъекция пришлась в небо — Пейна со всей силой разжал челюсть Учихи, с садистским удовольствием наблюдая за выступившими непроизвольными слезами. Стонал и хрипел беспомощно Учиха, пока небо разбухало, так что он не могу сглотнуть слюну. Голова шла кругом, а во рту кольнул металлический привкус выступившей крови. В полуобморочном состоянии он видел бледное лицо Конан, прижавшую к губам ладони.
— Боже, нет, — простонала она, кинувшись к операционному ложу, и попытавшись схватиться за руки Итачи, прошла сквозь него. — Господи! Прости меня! Прости, Итачи! Он…он…он ввел в тебя сразу 3 вакцины от 5, 6 и 7 фазы. Это убьет тебя…!
И заскулив, накрыла горячую как раскалённый уголь руку Учихи, невесомо, так чтобы не пройти сквозь бренное человеческое тело.
— Зачем ты это делаешь? — еле ворочая языком, спросил Итачи.
— Зачем? — наигранно удивленно переспросил Пейн, цепляя к телу пациента провода. — Потому что опухоль нужно вырезать в зачатке. А ты самая что ни на есть опухоль Красной Луны. Ты рушишь мой маленький мир, который я так тщательно склеивал — место, где психи могут спокойно тонуть в своей шизофрении, не причиняя близким боли.
— Ты не прав. Близкие — ключ к выздоровлению…
— Нисколько. Разве не ты притащил сюда своего младшего братца, больше не в силах выносить ад, который он устраивал вокруг себя? Поверь моему горькому многолетнему опыту. Классический пример помимо твоего брата, один из моих пациентов. Гаара Собакуно. Здесь он больше не мог причинять боль своим близким. Мы вылечили его, избавив мир от него, избавив Гаару от самого себя.
— Вы убийцы, а не врачи. Я не сумасшедший. Конан не заслуживает такой памяти о себе в ваших действиях.
— Хватит.
— Конан этого не хочет. Ей больно смотреть на страдания пациентов, и на ваши….
— Заткнись!!! — рявкнул Пейн, схватив Итачи за горло. — Заткнись!
— Нагато, хватит! Мне это не нужно! Прекрати их мучить! Я давно мертва, и меня не вернуть чужой болью! Ни тебе, ни мне не станет от этого легче! — но голос Конан не мог достигнуть Нагато. Он продолжал душить Учиху, упрямо шипящего сквозь пелену смерти:
— Конан это не нужно. Она здесь. Ей больно смотреть, что ты делаешь.
— Конан здесь нет, — процедил сквозь зубы Пейн, наклонившись над Учихой так, чтобы тот чувствовал дыхание смерти, которое таил в себе повелитель
— Это не так, Конан мне рассказала о них. Подумайте сами, зачем мне было рыться в ваших вещах.
У Итачи едва хватало сил ворочить языком, горло пересохло, тело сводило судороги, на которые врач не обращал внимания, подключая к вискам электроды, даже не удосужившись вставить в рот кляп. Последняя процедура, которую Итачи не пережить, будучи простым смертным.
— Она здесь, Пейн! Вколи себе свои же препараты, благодаря им ты сможешь её увидеть! Я не вру, умоляю, поверь мне! Она сейчас здесь, рядом с тобой!
— Уж прости, Учиха Итачи, — искренне прискорбным, но надменным голосом пробасил Пейн. — Но шизофрению лечат только смертью — старый, проверенный мной способ, которым я вылечил уже не одного пациента этой клиники.
Конан плакала призрачными слезами, понурив голову и сжав прошедшие сквозь руку Учихи пальцы. Итачи ответно согнул пальцы, так если бы мог в ответ взять Хаюми за руку, он не должен был звать её. Она не должна была этого видеть.
— У…у-зумаки, — из последних сил выдавил из себя юноша. — Нагато. Я обращаюсь к Узумаки Нагато и его человечности.
— Узумаки Нагато мертв, — отчеканил Пейн. — Так же как мертвы Яхико и Конан. Нет ни Конан, ни Яхико, ни Нагато, есть только Боль.
И Боль в лике Пейна опустила рычаг электрошока.
Время исчезло. Как и остановились все звуки. Словно одна оглушающая волна накрыла застывший момент. Рычаг опустился, и стрелка на вольтах от нуля вскочила за отметку сотня под истошный вопль иглы, что ткала новый страх Красной Луны.
Мир был серым, когда его создавали, пролив черные и белые краски. Но игла шила красными нитями изо дня в день. Из года в год.
Кровь — небо Красной Луны. Кровь — его бескрайняя река, по которой бредут ожившие кошмары Красной Луны, будто маленькие дети, встречающие родителя, ведущего к ним новую игрушку. Или нового брата.
Поглощенный кровью Учиха Итачи смотрел в единственный источник света, который запомнил перед своей смертью — Луна в свете всполохов пожара.
Солнцу никогда не было места в этом богом забытом месте.
— Прости меня, Саске.
— Я давно тебя простил.
Итачи медленно обернулся. Саске казался досягаем — протяни лишь руку. Стоял напротив, прямо на кровавой реке, и улыбался так, как когда-то, пока этот мир не счел его сумасшедшим. И на этот раз Учиха знал: это больше не галлюцинация. Теперь он знал — красный мир реален.