Психоделика любви: Начало

Скариани Аделина

Пульс замедленный, а мышцы расслаблены. После проверки Орочимару убедился в том, что Итачи уже успели накачать одной из доз. Он отцепил ремни на запястьях и, перевернув Учиху на живот, схватился за резинку штанов. В паху предвкушающе приятно заныло. Он облизнул губы, резко сдернул брюки вниз, но был оглушен ударом затылка по лицу. Орочимару потерял равновесие. Перевернувшийся Итачи освободился от ремней и вскочил, попытавшись ринуться на выход. Орочимару схватил его за ногу, повалил на пол и забрался сверху, пытаясь придавить собственным весом. Извивающийся как змея Итачи смог оказать сопротивление вновь — врезал локтем под дых. Юркнул в карман как опытный воришка, но, попав

не туда, нащупал скальпель, что оставил маленький след царапины. И, резко выдернув руку из кармана, исполосовал запястье главврача, когда тот пытался схватить Учиху за волосы. Кровь брызнула на обоих. Итачи целился в шею, но Орочимару не пропустил второй удар: выбил скальпель, подмяв Учиху под себя, оседлав его бедра, и схватился за шею в попытке задушить, другой рукой вновь пытаясь содрать больничные штаны. Не оставшийся в долгу Учиха сковал и его шею в удушающем захвате, отчего главврач, отвлекшись от грязного дела, попытался отцепить пальцы строптивого пациента. Оба душили друг друга, перекрывая кислород, но не смея отступить. Это была проверка не столько на крепкость, а сколько на упрямость, нежелание умирать.

Рыча, Итачи подался вперед, пытаясь сбросить с себя мужчину. Захрипевший и закативший глаза Орочимару зашипел от боли, ослабив хватку — Учиха воткнул ногти в открытую рану на его кисти. И, освободившись от удушающего захвата, врезал со всей силы между ног, выхватив ключ из другого кармана завалившегося на бок врача. Ринулся к двери, дрожащими руками открыл и, захлопнув прямо перед носом Орочимару, замкнул замок.

— Не смей!!! Слышишь! Открой дверь, сученыш!!!

Долго он слышал проклятья и крики Орочимару. Они преследовали как послевкусье дурного сна или спермы. Но Учиха не смел останавливаться, и бежал в поисках Дейдары Тсукури. Время осуществления их плана наступило.

Итачи стучал в дверь обоими кулаками, без страха разбудить всю клинику, ему было плевать на все. Надежда одурманила настолько, что он кричал имя Дейдары, молясь, чтобы друг проснулся. Он готов был выбить дверь, если понадобится. Но прозорливый Тсукури оказался ловчее и хитрее — давно соорудил отмычку, чтобы зря не тратить бомбы на замки. Послышалось долгое шуршание и скрип, дверь отворилась, из-за которой показалось заспанное лицо зевающего блондина. Итачи налетел на него, хорошенько встряхнув, чтобы разбудить.

— Дейдара! Прямо сейчас мы должны совершить побег!

— Что? Вот так внезапно? Что изменилось, ты ведь сам оттягивал время? — пораженно Тсукури уставился на влетевшего в его палату Учиху, вытаскивающего из-под кровати приготовленную бомбу.

— Где карта?

— У самого сердца, — и, подняв майку, продемонстрировал карту, прикрепленную резинкой штанов.

Растерянный, еще не до конца осознающий происходящее, Дейдара подхватил взрывчатку, прижав к груди, как самое святое, самое важное в его жизни. Итачи ступал впереди, и Дейдара не сразу заметил, что идут они вовсе не к их пункту точки свободы.

— Эй, мистер Хмурое Лицо, мы ведь идем не в то место!

— Я хочу сделать кое-что еще, чтобы окончательно освободить ангела.

— Что? — опешил Дейдара, выкрикнув это сомневающимся в здравом уме ближнего своего тоном, и скептически оглядел Учиху, остановившегося у кабинета его лечащего врача. Как только Тсукури понял, у чьего они кабинета, нервно оскалился, попятившись назад. — Учиха, ты что задумал?

— Ты вскроешь замок, я должен кое-что сжечь.

— Ты!!! — Дейдара едва вовремя одернул себя, чтобы не закричать на весь этаж, и тихо заворчал, продолжил начатую мысль: — спятил?!!!

— Не более положенного. — Итачи пожал плечами и

постучал в дверь, будто проверяя: нет ли на месте Пейна.

Дейдара побледнел, но когда дверь никто не открыл, понял, что выбора у него нет, и, ворча под нос, взломал замок леской. Итачи проник внутрь, отшвырнул со стеллажа папки дел пациентов Пейна, открыл самое сакральное, самое личное: то, что Пейн носил в своей душе, пряча под грудой папок и книг — алтарь Хаюми Конан. Итачи вынул из полки стола фотографии, сложив их к алтарю. Выпученными глазами Дейдара смотрел в этот островок человечности своего врача: перевязанная лентой прядка волос, обручальное кольцо, статуэтка Буды, благовония.

— Зажигалку, — Итачи повелительно вытянул руку, скорее приказывая, а не прося.

— Ты рехнулся в конец, Учиха! Мы должны сейчас бежать по подвалу, а не сжигать хрен знает что в кабинете человека, который может вернуться в любой момент!!!

Но Итачи не сдвинулся с места, не промолвил ни слова, все также с протянутой рукой, ожидая. Давая понять, что единственный, кто их здесь задерживает — сам Дейдара. Чертыхнувшись, Дей бросил зажигалку, которую давно умыкнул у одного из охранников.

Огонь кусал папки и книги, поджигаемые Учихой, оцепив весь стеллаж огнем. Последним Итачи сжег фиолетовые прядки волос, которые истлели в мгновение ока. Огонь пожирал, огонь распалялся, как чума передавался с полки на полку, пожирая бумаги. Охватывая в круг алтарь, как огонь на костре подступает к приговоренному к смерти.

Завыла система безопасности, включилась противопожарная система, и мелкий, но стремительный дождь вступил в схватку с бушующей стихией огня.

Дейдара потянул завороженного картиной погребения памяти Хаюми Конан, смотрящего, как тлеет фотография с еще тогда счастливыми, улыбающимися студентами. Еще живыми. Почернела улыбка Конан и исчезла в темной прогалине.

Тсукури наконец-то удалось вытолкнуть Учиху; оба, промокшие, неслись к лестнице, но на горизонте появилась сбежавшаяся охрана. Резко развернувшись, они свернули в другой коридор.

— Так, Учиха, я долго изучал карту, есть тут один потайной вход к Восточной Башне, можно попробовать выйти через неё. А через лестницу уже выбежим к холлу, а там выйдем в подвал. Это единственный вариант, — на одном дыхании, запыхавшись, протараторил Тсукури, не сбавляя скорости.

— Значит, бежим через Восточную Башню, — заключил Учиха.

— Если бы кое-кому не приспичило устроить шаманское прощанье в кабинете Пейна, мы бы уже бежали по лесу, а не коридорам этого дурдома!

Сигнализация выла как волк на полную луну, палаты раздирали крики больных душ, воззвавшие на общий хаос одним единым организмом сумасшествия. Итачи и Дейдара перебрались через запасную лестницу, известную лишь персоналу, к Восточной Башне. Через маленькую дверцу вырвались они в коридор уже знакомых камер заключения для пациентов, переступивших рубеж 5 фазы. Сквозь стонущий, хихикающий, кричащий поток безумия брели двое пациентов не в силах ни помочь, ни посочувствовать. Прошли мимо крючка, на котором остались пятна крови — напоминание о посаженном на крючок руками Хидана Дзимпачи охраннике. И не смог Итачи пройти так просто, остановился. Что, если выпустить всех пациентов? Устроить настоящий хаос, помочь сбежать не только себе? Что, если его брат все еще жив? Что, если личное дело с отметкой мертв — лишь попытка пустить ему пыль в глаза и уверить в сумасшествии? Проверить — один последний раз, перед тем как уйти навсегда. Итачи оказался на этом перепутье, не в силах пошевелиться, пока Дейдара, уставившись на него, как на истинного больного, не мог понять причины сомнений.