Психоделика любви: Начало
Шрифт:
— Так ты не спишь?
— А призраки спят? Отнюдь, — ответила на собственный вопрос с кривой улыбкой и неподдельным страданием на лице. — Это моя личная плата за самоубийство. Я по-прежнему не могу уснуть. Призрак, застрявший в собственной бессоннице — поистине ужасная плата за смертный грех.
— Я смог, — так же шепотом, дернувшись, будто пытаясь придвинуться ближе, точно не было ремней на запястьях и лодыжках. — Я вырвал пирсинг и выбросил за пределы клиники.
— Знаю, я уже была там. За воротами. Я действительно свободна. Ты освободил меня, Учиха Итачи. — и, открыв глаза, Конан
— Все в порядке, у нас с Дейдарой есть план, и мы скоро выберемся. Верь мне.
— Я не смогу оставить Пейна.
— Почему ты так верна ему?
— Потому что только из-за меня он стал «Пейном». «Пейна» не было, пока я не причинила ему боль. Если кого и стоить винить в ваших страданиях, то только меня.
— Жестоко винить ангела, — Итачи расправил пальцы, пытаясь подушечками задеть, почувствовать кожу Конан.
Я никогда не была ангелом — читалось во взгляде Хаюми, но она лишь отвернулась, чуть сжав пальцы над ладонью Учихи.
— Если бы мне только хватило сил разорвать путы на твоих руках. Но, увы, я израсходовала всю силу только лишь бы поднять бумагу — все, на что способен бесполезный призрак.
— Расскажи мне, как появился Пейн.
Не сразу решилась поведать чужую историю Хаюми. Долго молчала, всматриваясь в трещины потолка, покрывающих их паутиной невидимого паука, который ткал всю Красную Луну, из вычлененных криками больных нитями.
Боль рождается в душе. Боль рождается в сердце. Боль — реакция мозга на раздражитель, сигнализирующая об опасности. Боль призвана сообщить хозяину о сбое системы. Боль — это подарок. Боль — это щит. Но боль может стать и мечом. Обрушиться клинком правосудия, рукой человека, что взвалил на себя бремя судьи. Не каждый готов взять на себя подобную ответственность. Для этого, пожалуй, необходимо прежде свихнуться.
Яхико Итеро и Нагато Узумаки клятвенно пообещали друг другу открыть психиатрическую клинику, где бы они смогли помочь страдающим людям, нуждающимся в помощи, когда они не смогли помочь любимому человеку.
Яхико спустя годы взял под свое крыло Нагато, вручив ему белый халат, который он принял с сомнением и страхом, но все же принял.
Яхико никогда не унывал, даже спустя долгие года считая, что справится со всем сам. Этой упрямости и самоуверенности, вылившейся в цену чужой жизни, ему было не занимать. Яхико был слепым гордецом, не привыкшим принимать сторонней помощи, взваливая все на свои плечи.
Яхико считал, что после всего пережитого Нагато станет лучше под его крылом. Кто как не друг лучше всех сможет помочь ему? Все шло прекрасно. По плану, разработанному им или, быть может, кем-то другим.
Пока во время лечения один из пациентов не вырвался из слишком слабо закрепленных ремней на стуле во время электрошоковой терапии. Как в медленном фильме наблюдал Узумаки выхваченный не то шприц, не то скальпель, воткнутый в плечо его единственного оставшегося лучшего друга. Которого лишили и его в этом страшном мире, похожем на дешевую трагикомедию в кино после 22:00, в пустом зале, где Нагато сидел на предпоследнем ряду — прочь от ответственности
Как одинокий моряк в сизом тумане, не видящий ничего кроме собственных неслушающихся рук.
И тогда закричала истинная боль, вырвавшаяся из разодранной груди. Родилась боль, выплеснувшаяся через края уже давно заполненного бокала. В диком неистовом отчаянии свершил первое лечение Нагато Узумаки, схватив пациента, приковав его к столу так сильно, что кожа побелела вокруг кистей. И вылечил его посмертно, выжав все вольты энергии, насколько была способна аппаратура.
Не было больше в его жизни ни Конан, ни Яхико. Умер и Нагато Узумаки, родив на его месте безграничную, отчаянную и истинную боль.
В дыме жаренной заживо плоти, в маленькой лужице крови под ногами, в свете мигающих ламп родился Пейн, поклявшийся, что каждый услышит его крик, каждый почувствует его боль, каждый узнает о его горе.
Он создал мир. Он создал систему. Он создал Красную Луну.
====== Глава 12, в которой произошел взрыв. ======
Конан резко поднялась, будто спугнутая сильным ветром. Итачи наблюдал, как призрак проходит сквозь стену. Не успели следы крыльев остыть, как она вернулась — напуганная, растерянная, упав на кровать рядом.
— Итачи, это плохо! Орочимару идет сюда!
— Вот как… — Но Итачи воспринял эту новость слишком спокойно для человека уже знающего последствия. — Все в порядке, Конан. Ты говорила, что не можешь уйти из-за меня и Пейна. Но все в порядке, я выберусь. И с Орочимару разберусь. А ты лети. Лети и не бойся, не плачь больше за нас, с нами все будет в порядке. Скоро все закончится.
— Но…!
— Конан, уходи, немедленно! — закричал Итачи из последних сил, и хрипло закашлял — в горле запершило от долгого отсутствия питья.
Ушла ли Конан навсегда или притаилась в трениях, молясь за души Красной Луны, Итачи не знал, но она исчезла в свете открывшейся двери, на пороге которой предстал Орочимару.
Руки чистые, без капли крови, пущенной не так давно. Улыбка благочестивого врача, страдающего за души своих больных, так, словно не в его кармане покоится скальпель, перерезавший горло одного пациента, решившего сыграть роль врача.
И инъекция бог знает чего.
— Итачи, Кисаме сегодня занят.
Ключ, заперший дверь, правый карман. Кривая нервная улыбка и слегка дрожащие, будто в спешке, руки.
— Поэтому твое ночное лечение проведу я. Ты ведь, конечно же, не против?
Орочимару не нуждался в ответе. Итачи молчал, ненавистным прямым взглядом смотря, как заправляется щприц, как блеснувшая капля выступает на его острие, что скоро войдет в его плоть.
— Тебе нужно сделать укол.
Орочимару остановился, озадаченный с какой стороны лучше подойти, а точнее расстегнуть. Укол делался внутримышечно. Внутривенно он не смог бы его сделать из-за расположения рук, слишком близко закреплённых к туловищу. Отцепить ноги или руки? Он не знал, вкалывали ли уже что-то Учихе, но он за все время даже не пошевелился, устало моргая.