Птица-жар и проклятый волк
Шрифт:
— Ишь, будто не худо выходит! — бормочет Завид. — Не обманул меня водяной…
— Какой такой водяной? — спрашивают его.
— Да вот, глядите, коса у меня. Вещь непростая, другой такой не сыскать, да ещё водяным зачарована. Я её в Перловке добыл.
Люд так и ахнул: да как же в Перловке! А Завид себе знай работает, да так у него ладно выходит, что и сам залюбовался.
— Может, нам эту косу уступишь? — робко спросил один из мужиков. — Назови цену, мы хоть и вскладчину выкупим, ежели придётся. Ведь застаивается вода на сору, сгибнет
— Вам уступи, а ежели мне самому понадобится? Ох, даже и не знаю… И жаль вас, и с вещицей-то этой расставаться неохота.
Завид почесал в затылке, будто призадумался, да и сказал, что местная нечисть на Купалу гостей ждёт. А до того, мол, и корчму возводить надобно, и печи сложить, и гончарам работа сыщется, и хозяюшки пригодятся — угощенье готовить.
— Так идите, — говорит, — да наймитесь на работу, а за труды просите, что захотите: хоть сети, водяным на щедрый улов зачарованные, хоть этакие косы. Да сами ступайте и поглядите, что там добыть можно. Казимир-то нечисть погнал, её окромя Перловки уж и не найдёшь, подобных диковин более нигде не добудешь. Скоро пойдёт о Перловке слава на всё царство, люд туда валом повалит, опоздаете.
— Да кого ж это нечисть ждёт на Купалу? — ахает, удивляется народ. — Не иначе лихих людей да колдунов!
— И сама эта нечисть лютая, сунемся, тут и погибель наша…
— Вы больше вралей всяких слушайте, — ответил им на это Завид. — Уж они вам порасскажут, будто собака летит, ворона у ней на хвосте сидит, а на вербе груши растут! Я-то сунулся, да не сгинул.
Забросил он косу, выволок охапку травы и докончил:
— Там и нечисть-то мелкая, всё больше домовая да полевая. Они, ясно, по людям истосковались, да ведь выйти не могут, вот и ждут, что люди сами к ним придут. Ежели знаете, как с банниками да водяными обращаться, так и договоритесь.
Он ещё поработал у озера, после и мужикам дал потрудиться. Так уж понравилась им коса — из рук выпускать не хотят, да Завид её всё же забрал и сказал, что ему пора. А надобна им такая — что же, пусть едут в Перловку.
Сели они с Василием на телегу, теперь в Косые Стежки направились. Час полуденный, при дорогах косари отдыхают. Лошадёнка неспешно ступает, лохматой гривой потряхивает, а Завид с Василием разговоры ведут: вот, мол, в Перловке до чего хорошо! Водяному чёрного петуха поднеси, он тебе сети и зачарует, завсегда богатый улов будет. А без домовых-то каково худо — беда! Добро, что в Перловке один домовой остался. Если его улестить, он веточку даст, воткнёшь её в стену хлева — так свинки дадут щедрый приплод, а молока от коров да коз и не будешь знать, куда девать.
— Надо бы мне этакую веточку, — громко говорит Завид. — Нынче же и пойду за нею в Перловку!
Косари даже привстают, глядят вслед. Видно, слушают, а как телега проедет, меж собой толковать начинают да спорить.
Это всё Василий придумал. Едут они, и как людей встречают, так и давай нахваливать то сети, то домового, то банные веники, а то и о кладах речь заведут. Слушают
Завид всё к Василию приглядывается. Выдумчивый он, богатырь Василий. На Первушу этим похож, только без злой удали, которая того всё на лихие дела толкала.
У Косых Стежков беда стряслась: выгорел луг. Завид и об этом в корчме услыхал и нынче только надеялся, что местные ещё ни с кем не сговорились. Видит он, у лесной опушки узкую полосу косят, да туда и направил телегу.
— Вам, — говорит, — будто делать нечего! Нешто вы сено так заготовите?
— Насмехаешься? — хмуро спросил у него косарь.
— Али ослеп да луг наш не видишь? — сердито вступил второй, поведя рукой. — Вона, беда-то у нас какая! Всё нечисть проклятая виновна.
— Да отчего нечисть-то? Её ведь гнали, откуда тут нечисть?
— Будто я ведаю, откуда! Токмо стоял туточки на лугу старый дуб, Перун в него громовую стрелу и метнул. Нечисть, значит, там схоронилась, что ж ещё! А огонь от Перуновых стрел гасить нельзя, это всяк знает.
Да Василий, видно, не знал. Он из чужедальних земель прибыл, там свои нравы да обычаи. Руки в бока упёр и говорит ехидно:
— Вот умники…
Видит Завид, что дело ему вот-вот испортят, да и сказал торопливо:
— Лужок я знаю, где трава никому не надобна, да вас ещё и поблагодарят, ежели покосите.
Косари осердились, подумали, он над ними смеётся, небылицы плетёт. Это где же травы хоть даром бери, да ещё и придачи дают?
— А недалече, в Перловке, — говорит Завид.
Они так и опешили. Стоят, только моргают, пуще прежнего осердились — ведь ясно, смеётся! — а он и говорит опять:
— У них стадо есть, да всё же травы столько — прямо девать некуда! Им это несподручно, потому как на Купалу на этом лугу кладовик огни разожжёт, а ежели всё заросло, то клады как сыщешь? Вы пришли бы да покосили — и им хорошо, и вам ладно.
— Да что ж ты городишь? — с сомнением молвил один из мужиков. — Там же нечисть лютая, она ж нас заест! Ты куда нас отсылаешь-то?
— Да кто вас там заест-то — полевик, что ли? — говорит Василий насмешливо, а сам перевязанную руку за спину прячет. — У Рыбьего Холма посмелее люди, они в Перловку собрались. Небось покосят траву, да вам же втридорога и продадут. Вам-то куда деваться? Купите…
Не по нраву это пришлось косарям. Вроде и самим идти боязно, и что другие пойдут, обидно.
— Рыбьехолмские-то небось и клады искать собираются? — помрачнев, спросили они.
— А то! — кивнул Завид. — И мы непременно пойдём. Да ежели б вы видели то поле! Кладов на всех достанет.
Косари сказали, что им бы подумать да потолковать, а у самих уж глаза разгорелись. Небось эти придут.
Сели Завид с Василием на телегу, да и погнали лошадёнку прочь по чёрному голому полю. Его уж и дождик мочил, а гарью и посейчас несёт. Припомнил Завид, как по этому самому полю волком бежал, когда с цепи сорвался. Только и думал тогда, что умереть свободным…