Птицеед
Шрифт:
Те, что мелкие, как сейчас передо мной, гораздо более редки. Подобные растения — ресурс для колдунов. Они забирают из цветка силу через свою руну и создают… добро или зло.
Солнцесвет, к которому я прикоснулся указательным пальцем, потянулся ко мне лепестками, робко обхватил. Слабо и неуверенно, словно прося защиты.
Помощи.
Затем отпустил и вновь обратил венчик в сторону Зеркала.
— Меня от этого дрожь пробирает, — с каменным лицом произнёс Тим.
— Ты о чём? — Я был слишком занят осмыслением увиденного и не очень-то понял его фразу.
— То,
— Дери тебя совы, что за зашоренность? — возмутился я. — Да, тот цветок, что принёс из Гнезда Когтеточка, был плотояден и его кормили не только мухами, но и свежим мясом. Но за годы работы ботаников солнцесветы перестали нуждаться в плоти.
— А инстинкты старые остались. Вон как они ко мне наклоняются, когда я стою близко.
— Не узнаю тебя. Ты боишься цветочков?
— Не боюсь. Не люблю.
— Ну, это часть жизни. К тому же не обладай солнцесветы памятью прошлых поколений, то Болохов не смог бы напитывать их кровью погибших, чтобы возвращать силы. Жизнь подчиняется определённым правилам и законам. И у неё довольно гадкая изнанка. Тебя же не смущает, что лев тоже любит закусить мясцом? Отчего ты отказываешь в этом растению? А точнее, дальнему предку нынешних солнцесветов?
Он ничего не ответил. Блеснул линзами очков, повёл рукой над полем:
— Твои мысли?
Мыслей не было. Вообще. Увиденная картина лишь заставляла впасть в ступор, почесать в затылке и расписаться в полной своей несостоятельности как эксперта.
Передо мной, в сердце цветущего поля, было выжженное пятно. Цветы здесь легли на землю, почернели, стали хрупкими, словно сотканные из пепла. Тронешь — превратятся в прах, да улетят, подхваченные ветром. С некоторыми так и случилось, прямо на моих глазах.
Ещё здесь пахло кровью. Гнилой и несвежей. За пятном начиналась тёмная полоса. Всё ещё живые солнцесветы, но уже почерневшие. Их было много, и если отвлечься от этой полосы, посмотреть вокруг, то становится видно, что на многих жёлто-оранжевых лепестках выступили чёрные точки.
Я прошёлся вдоль дорожек, чтобы убедиться, что таких цветов здесь сотни. Больше четверти поля.
— Я не знаю. Похоже на какую-то болезнь. На цветах то ли плесень, то ли гниль. В Иле никогда ничего подобного не видел, но истинных солнцесветов я тоже ни разу не встречал. Так что мало ли какие штуки есть в глубине.
— Жаль.
— Возможно, если ты всё же удосужишься поделиться со мной подробностями, я поразмышляю об увиденном на досуге.
— Странный случай.
— Уже заметил. Мне сие не очень помогает понять, — поторопил я его.
Он вздохнул, подвигал тяжёлой челюстью, решился:
— Случилось за шесть дней до того, как мы вернулись из Ила. Меня ознакомили с происшествием, так как я… хм… буду связующим звеном и стану докладывать первому секретарю лорда-командующего.
Перевожу. Ему доверяют во дворце Первых слёз. И случившимся заинтересовался правитель.
— Ага, — бесцветно ответил я, показывая
— Калеви Той. Ботаник. Учёный. Шестьдесят три года. Довольно перспективный малый, как говорят. В университете его уважают, светлый ум, и он занимался солнцесветами сорок лет. Один из ведущих специалистов на кафедре ботаники. Пришёл вот на это самое место. — Голова ткнул в сторону чёрного пятна. — И лопнул.
— И лопнул? — глупо переспросил я. — В буквальном смысле? Это ведь не образное выражение?
— Ещё как не образное. Разлетелся кровавой капелью. Только ботинки, чулки, да огрызки голеней остались. «Бах!» и привет. Кровь упала на цветы и… — Пожатие плечами. — Что всё не так, как обычно, заметили через пару дней после случившегося.
Я стиснул двумя пальцами переносицу с видом человека, порядком охреневшего от того, что Сытый Птах всё это время прятался в моей кладовке и теперь требовал бутылку игристого и погремушку с бубенчиками.
— Прости. Но это очень несерьёзно звучит. Один из ведущих ботаников Айбенцвайга внезапно лопается, словно живот дохлой лошади в Иле, а что «всё не так» вы понимаете только «через пару дней»?!
На мой язвительный тон он лишь челюстями скрипнул:
— Занимались этим случаем, а не цветами. Искали разгадку его гибели. А болезнь заметили агрономы. И она расползается. Не быстро, но цветы гибнут.
— Тогда ещё один логичный вопрос, дери совы всех агрономов Айурэ. Каких ворон они тут всё не выжгли ко всем Светозарным сразу, как заметили проблему?!
— Простое объяснение. Дрянь в этом месте появилась только нынешним утром, и я незамедлительно прилетел к тебе. В других частях её уже уничтожили. Попытались уничтожить. Сейчас и сюда придут, как только мы закончим. Но это, к сожалению, бесполезно.
Я вздохнул, поднялся, выпрямившись во весь рост. Солнце припекало, приходилось щуриться.
— Полагаю, ты позвал меня, чтобы я работал попугаем. Изволь. Моё любимое занятие, если ты не знал. «В других частях»? «Бесполезно»?
Голова отвернулся на мгновение, потому что к нам шла бригада из двух десятков работников с косами, лопатами и ёмкостями с горючим маслом. Это был идеальный момент, чтобы заняться воровством. Я каюсь перед Рут за свои плохие поступки, но у меня просто не было иного выбора. Кто бы, видя мою рожу, позволил мне забрать с поля солнцесвет, да ещё и больной к тому же?
Я сорвал тот, на котором осталась капелька потемневшей крови, приметил его заранее, и сунул себе в рукав, а когда Тим обернулся, сделал вид, что убираю грязь с сапога.
— Отойдём, — пригласил он.
Мы вернулись к канатной дороге, зашли в беседку.
— Ещё один лопнул, кроме Калеви. Его коллега. Мик Танбаум.
— Жизнь у ботаников не сахар. Чуть что не так, и пдыщ, — мрачно сказал я, изобразив руками взрыв.
Тим равнодушно моргнул, его таким цинизмом не пронять:
— И там заражение выявили сразу. Уничтожили целое поле, но не помогло. Гниль появляется локально, в разных точках Каскадов. Иногда за четверть лиги от гибели людей. Один цветок заболевает, и болезнь начинает распространяться.