Птицеед
Шрифт:
Спуск вниз был через кухню, неприметная дверь рядом с кладовкой. По пути мы подхватили каштановые фонари, и соцветия засияли, стоило нам оказаться во мраке.
Из темноты выступили покатые бока дубовых бочек с элем, и мой спутник поднял фонарь повыше, ведя меня в недра здания.
— Старые места, как ты можешь видеть. — Он кивнул на потемневшую кладку. — Некоторые считают, что этот фундамент времен восстания Когтеточки. В районе много таких домов.
— Слышал о том, что под этой частью города, как и в Кварталах
— Признаюсь, я не очень жалую подземелья, Раус. Как-то раз в молодости едва не заблудился в одном из них. Теперь самое глубокое место, куда я осмеливаюсь спуститься, этот подвал. И то потому, что здесь хранятся мои сокровища.
— Золото и драгоценные камни, надеюсь.
— Лучше. Эль. — Он остановился и посветил фонарём на стену, давая мне насладиться зрелищем.
Корень древа, серый, толщиной с моё запястье, появлялся откуда-то из-под массивной балки на потолке, в дальнем углу, затем, прицепившись к камням, сползал, петляя, по стене и совершенно немыслимым образом нырял в массивную бочку, проломив ей верхнюю крышку.
— Мда, — произнёс я, жалея, что с древом нельзя взять и так просто поговорить, объяснив, что оно поступает довольно дурно.
— Если под «мда» ты подразумеваешь пропажу тридцати шести имперских галлонов[1] лучшего чёрного эля Айурэ, то я склонен с тобой согласиться в оценке масштаба катастрофы. — Голос у него звучал беззлобно, никаких обвинений. Одно сдерживаемое веселье. — Твой сорняк знает толк в напитках, это я признаю со всем к нему уважением.
— Я компенсирую твои потери.
— Не сомневаюсь в этом.
— Тогда в чём беда?
— Не могу придумать, что с ним делать, Раус.
По мне решение очевидно:
— Найду, где пробрался корень, и перерублю его.
Он поднёс фонарь поближе к моему лицу, явно хотел убедиться в серьёзности предложения. Убедился. И по складкам в уголках рта я понял, что собеседник недоволен услышанным.
— Это же не простой куст, Раус. Судя по всему, ты притащил сорняк из Ила. Ни одно дерево в нашем мире не растёт столь странно и не окрашивает пыльцой шмелей, что суетятся вокруг моего мёда. Где гарантия, что оно не затаит обиду?
— Перестань. Это паранойя. Я уже делал ему подрезку.
Он щёлкнул пальцами, указал обратно на корень, произнёс язвительно:
— Сочтёт, что я зажал ему эля, нажаловался, заставил причинить боль. Тебя оно, положим, не тронет. Ты тот, кто его поливает. А я? Разнесёт мне погреб или ещё хуже, развалит весь дом. Эль того не стоит. Даже такой превосходный, как мой.
— Тогда давай оставим всё как есть.
— Лучший вариант в нынешней ситуации. Надеюсь, оно удовлетворится этой бочкой и не полезет к другим. Буду подливать туда живительный напиток время от времени.
— А я платить.
— Разумеется. — В тёплом
Это не очень-то вязалось с ним — мысли только о заработке. Я так ему и сказал.
— Ты думаешь о людях лучше, чем они есть на самом деле, — последовал ответ. — Впрочем, ты чем-то похож на меня.
— Столь же очарователен и неотразим?
Он внимательно изучил меня с ног до головы и вынес неутешительный вердикт:
— Ну не настолько.
— На этот раз тебе не удастся сменить тему…
Владелец погреба мотнул головой, мол, пошли отсюда. Вернулся тем же путём к прилавку, на котором не пропало ни одного салатного листа:
— Я стелю, образно говоря, гагачий пух на будущее. Покуда твой сорняк не ломает мой дом, закрою на него глаза. И буду терпеть некоторые неудобства, связанные с ним. Взамен, возможно, когда-нибудь попрошу об услуге.
Я сложил руки на груди:
— Тебе нужен провожатый в Ил?
— Жизнь — вещь часто неопределённая. Сейчас — нет. Но если понадобится, знай, что за тобой услуга.
Я не вожу праздных зевак через Шельф. Меня просили об этом многократно совершенно разные люди. В том числе и влиятельные. Это глупый риск и для меня, и для них. И несоразмерная бонусам ответственность.
Люди там, особенно в первые разы, часто ведут себя не очень адекватно. Или наоборот — чересчур беспечно. Тогда я начинаю нервничать и теряю аппетит к жизни.
Слишком уж я её люблю, чтобы так страдать.
Но древо мне было важно. А услуга, как говорит мой собеседник, может и не понадобиться. Он ходил туда с Рейном лет десять назад, и от брата я не слышал ни одного плохого замечания о владельце «Пчёлки и Пёрышка». Так что сделка вполне себе выгодная.
Во всяком случае, именно так она и выглядит, как по мне.
— Меня устраивает, — согласился я, и мы пожали друг другу руки.
Признаюсь вам честно, я выкинул эту беседу из головы уже через несколько минут. Были куда более неотложные дела.
— Помог кофе? — Элфи заглянула в кабинет, не спеша заходить.
— Отчасти.
— Это потому, что он был без зефирок. И молока.
— Наш спор будет вечен, и каждый останется при своём мнении. — Я в задумчивости крутил стоявшую на столе высокую банку, заполненную мутноватой водой. В ней плавали пёстрые венчики люпинов с уже порядком посеревшими цветами. На дне лежало с десяток свинцовых пуль.
— Ну ничего себе. — Она тут же очутилась напротив, уставившись в мутные глубины, словно ожидая найти там основной секрет мироздания, спрятанный от всех Одноликой. — Ясно, чего ты ходил такой смурной.