Птицеед

Пехов Алексей Юрьевич

Мне нравится в ней, когда наступают серьёзные времена в семье, отсутствие вопросов: «Ты уверен?», «А может, есть другие варианты?» или «Прежде чем мы начнём, может, расскажешь, что случилось, раз ты достал из шкафа банку?»

Разглядывая её, я с сожалением подумал, что Рейн, кажется, так и не увидит, какой она стала.

Мой брат, будучи старше меня, оказался совершенно не готов к её появлению. Порой он выглядел растерянным, даже подавленным. Смотрел на малышку как на неведомую зверушку и просто не знал, что делать.

Рейн

часто становился раздражённым в те годы. На себя. На меня. И на неё, хотя она вообще ни в чём не была виновата, кроме того, что Рут выбрала нашу семью для её появления.

И первые пару лет приходилось нелегко. Бессонные ночи. Полная неясность и ужас с кормлением. Часто это становилось мучительно. И мой мудрый опытный брат, пример для меня во всём, человек, показавший мне Ил и научивший выживать в нём, был не способен справиться с беззащитным существом, которому требовалась бесконечная забота.

Он и вправду был не создан для этого. И… не имея никакого выбора, всю ответственность я взял на себя. Потому что Элфи была частью нашей семьи и… уж извините, что я повторяюсь, не было никакого выбора.

Мне исполнилось четырнадцать, когда на меня свалился новый опыт. Я так и не решил для себя, кем я стал для Элфи.

Дядей? Старшим братом? Наставником? Опекуном? Почти отцом? Матерью-наседкой, как она в шутку меня потом называла?

Пожалуй, я был всем и сразу.

Я рос вместе с ней. Познавал её. Совершал бесконечное количество глупейших ошибок. Видел, как она делает первый шаг. Говорит первое слово.

Я научил её ругаться. И ещё куче совершенно ненужных и вредных в жизни вещей. И вместе с тем научил быть смелой, умной, анализировать мир и понимать его.

Быть собой. Такой, какой она сама хотела.

Спустя пятнадцать лет с начала нашего совместного существования я горжусь результатом. Нет. Не своими достижениями, как вы могли бы подумать. Её. Исключительно её усилиями, её трудной дорогой от маленького цыплёнка до взрослого человека, мнение которого я уважаю.

Элфи — единственная в нашем мире, кому я доверяю. Она последняя в моей семье. Пускай есть и другие. Я забочусь о ней, если желаете — трясусь над ней, порой вне всякой меры, и стараюсь сдерживать себя в этом.

— Когда? — Она оторвалась от созерцания банки и подняла на меня взгляд. Тёмно-болотные глаза, так похожие на глаза моего брата, да и на мои тоже, были необычайно серьёзны.

— Сейчас.

Элфи вздохнула, закатала белый кружевной рукав, запустила руку в глубины и извлекла одну из пуль. Тряпкой протёрла её насухо, протянула мне, наблюдая, как я заряжаю пистолет с перламутровой рукоятью.

Люпин — цветок Одноликой, который украшает наши церкви и её алтари. Как и тис, для некоторых существ Ила он опасен. Подобным тварям нипочём попадание пули в голову, но они не переживут, если пуля хоть немного полежала в воде, в которой плавают волчьи бобы[2].

Мы поменялись с Элфи. Она отдала мне ключ, а я ей пистолет.

Как уже было сказано — она единственная, кому я доверяю полностью.

В ее руках он казался большим, тяжёлым. Громоздким. Угрожающим.

На мой испытующий взгляд она ответила с вызовом, и я обезоруживающе улыбнулся.

— Просто волнуюсь за тебя. Прости. Я знаю, что ты справишься.

— Но всё же хочешь, чтобы на моём месте был кто-то другой.

— Ты ещё маленькая. Это бремя.

— Бремя взрослого человека, — не согласилась Элфи. — Я вполне наслаждаюсь им. Особенно если ты просишь. Принимать решение и нести ответственность за это не так уж и плохо.

Я не ответил ничего, пошёл первым, захватив по пути песочные часы, и отпер дверь, украшенную пучками люпинов.

Личинка сегодня куталась в шаль больше обычного. Она напоминала нахохлившегося воробья во время сильного мороза. Самое несчастное существо во всей вселенной.

Обманчивое впечатление.

Глаз она снова вытащила, и её пустые глазницы казались дуплами в старом дереве. Впрочем, почти сразу же они уставились на пистолет в руках Элфи. Девчонка аккуратно взвела курок, и щелчок, раздавшийся за этим, прозвучал очень мягко.

Мягкая смерть.

— Ну надо же, — оживилась моя пленница. — Ну надо же. Что такое стряслось, что ты захотел немножечко моих слюней?

Я достал из кармана жёлтый конверт, а из него подсохший солнцесвет со следами гнили на лепестках.

Личинка булькнула, нырнула в шаль с головой и выбралась оттуда через долгих двадцать секунд, с глазом.

— Ну… на-до же, — протянула она. — Дай его мне!

Я повернулся к Элфи, поставил у её ног песочные часы.

— Восемьдесят секунд, — сказал я. — Если она меня не отпустит по истечении этого времени, выбей ей мозги.

— С удовольствием.

Личинка даже не обратила на неё внимания, всё, что было ей интересно, сейчас находилось в моих руках. Она распахнула рот, и я вложил в него солнцесвет. Старуха тут же сомкнула редкие зубы, словно опасаясь, что я передумаю.

Её вставленное в глазницу око налилось ярким золотом. То поднялось из глубины, а следом за ним поднялся и зрачок.

— Смерть, — довольно прокаркала Личинка. — И сила. Какая сила. Красота. Что ты хочешь увидеть? Как он умер?

Не хочу. Зачем мне видеть, как человек лопается и заливает всё вокруг кровью.

— Покажи мне причину его смерти.

Она согласно кивнула, краешек её рта исказила зловещая усмешка.

— Если ты этого желаешь.

Элфи вытащила из волос шпильку и слегка поцарапала мне правое запястье, оставив на коже алую, едва различимую нитку. Личинка высунула длинный лиловый язык, провела им по ранке. И Элфи перевернула песочные часы в тот миг, когда пальцы моей пленницы впились мне в лицо…

В любой непонятной ситуации всегда мой посуду.

Так Калеви Тою говаривала его жена.