Птицеед
Шрифт:
Мало ли как они там плутают и куда в итоге выйдут.
Капитан, проклятущий совиный сын, двигался параллельно мне с рожей человека, совершающего утренний моцион, дабы нагулять аппетит перед завтраком. Я, пожалуй, завидую его вечной невозмутимости. Наверное, это такая уникальная способность благородных блондинов — плевать на опасные события, которые происходят рядом. Фарфоровые куклы, которых не касаются земные беды — вот он из какой породы.
Я опередил Августа на несколько секунд.
Колдун, за спиной которого я оказался,
Не скажу, что я жесток. Жестокость — оружие, которое часто ранит тебя столь же больно, как и врага. Пускай ты и не сразу замечаешь эти раны. Я рос довольно добрым, можно сказать, жалостливым ребёнком. Но семейная школа Фрок сильно закалила меня излечив от уверенности, что в мире существует лишь любовь, добро, справедливость и этим с тобой готов делиться каждый прохожий. А Рейн и вовсе выжигал из меня «мои слабости» целенаправленно, чтобы я мог выжить в Иле.
Ну, что же. Порой старший братец мог бы гордиться мной, раз уж я на это не слишком способен.
Я выдернул нож, и из сонной артерии ударила тугая струя горячей крови. Часть попала на меня, я толкнул колдуна, из-под губ которого полыхнуло лиловым, в сторону начавшего разворачиваться стрелка. Носитель ветви влетел в солдата, выронив изо рта руну, сбил ружье вниз.
Справа на троицу обрушился ураган, которого звали Капитан. Этот действовал с ледяной расчётливостью механизма, созданного лишь для того, чтобы проделывать в людях лишние дырки.
Клинок из ручки зонта волновал воздух гудением злого шмеля.
Парень, в которого врезался колдун, сейчас уже лежащий на опилках и пытавшийся зажать рану на шее непослушными руками, оскользнулся на крови, ружьё задралось вверх и слишком уж громко бахнуло в потолок. Капитан нанёс три быстрых укола, затем развернулся к оставшемуся стрелку, хладнокровно перехватил ствол левой рукой, отвёл от своего лица.
Грохнуло.
В дело вступила шпага.
Это была утончённая работа мясника. Но я не остался, чтобы восхищаться искусством уничтожения ближнего своего. Жизнь такая штука, что я, если повезёт (или точнее — не повезёт), ещё не раз увижу командира «Соломенных плащей» отправляющим на суд к Рут всяких мерзавцев.
Счёт шёл на минуты. Полагаю, стрельбу слышали все.
Я наклонился над колдуном, поймал его стекленеющий взгляд, когда, откинув полу куртки, выудил из пенала на поясе колбу с солнцесветом. Он пытался запомнить моё лицо, хотя чем это поможет ему на долгой дороге, которая начнётся уже секунд через тридцать, я не знал.
Я бросился прочь, доверив Капитану добивать последнего. Уж с этим он справится как-нибудь без моего участия.
Ничего удивительного, что, поблуждав здесь сперва с гидом, затем с Идой, а после и с Августом, я вполне хорошо ориентировался в подземелье под ареной. Не плутал.
Коридор, под прямым углом примыкающий к
Мне показалось, что прямо в лицо харкнуло огнём, но стрелок замешкался на долю секунды, пуля прошла в паре дюймов за спиной, угодила в камни.
Я поддал, повернул налево, к загонам, и снова грохнуло с опозданием — второй номер разрядил ружьё.
— Туда побежал! — крикнул кто-то.
Когда они спускались, я видел, что у них ножи на поясах, но надеялся, ребята решат перезарядить ружья. Конечно, опытный солдат может провернуть такое и на бегу, вопрос в сноровке, но, полагаю, какое-то время у меня было.
— Сбои! — не желая, чтобы в меня пальнули из пистолета, крикнул я, сдвигая засов на двери, за которой мы оставили наших спутниц.
— Почему стреляют? — Жена посла спросила это без всякого испуга.
— Блохие люби, ритесса. У беня солнцебвет.
— Я чувствую. — Ида сунула руну за щёку, забрала у меня колбу, жестом потребовав отодвинуться в сторону. Смотрела она только в коридор, откуда выбежали двое. Один с ножом, другой с шомполом под мышкой, на ходу засыпающий порошок из прокушенного патрона в ствол ружья.
Глаза колдуньи прищурились и, пожалуй, в первый раз, я увидел в них нечто совершенно ледяное, нечеловеческое, с чем не сталкивался даже на кладбище Храбрых людей, когда она приказала прикончить меня. Кажется, сейчас она собиралась отыграться за весь испорченный вечер.
Из-под её красивых губ потёк лиловый свет, и она сказала медовым голосом, пробравшим меня до мурашек, пускай я и был абсолютно устойчив к силе её ветви:
— Неужели вы желаете причинить вред той, кого любите?
[1] Любезнична прогива (росс.) — любезная супруга.
[2] Пусть огонь в вашей печи не гаснет всю зиму (росс.). Вежливое приветствие в росской традиции, независимо от ранга и сословия собеседника.
[3] Устюжень — северная, первая столица россов.
[4] Ошкуй (росс.) — белый медведь.
[5] Дай мне иголку (росс). Другое значение — дай мне клинок.
[6] Отдай ему (росс).
Глава пятнадцатая
НОЧЬ ЦВЕТА ИНДИГО
Если оперировать банальностями, как скальпелем над раненым в Иле, то письма — проводники неизвестных новостей. В этих конвертах: белых, жёлтых и голубых, залитых алым или тёмно-бордовым сургучом, пахнущих табаком, чернилами, духами, кожей или кофе, среди ровных или кривых строчек, аккуратных или совершенно нечитабельных — может прятаться всё, что угодно.
Начиная от любовного послания и заканчивая известием о кончине обожаемой бабушки.