Птичка польку танцевала
Шрифт:
В «Аркаде» началась репетиция. Пекарская солировала, «герлс» были на подтанцовке, как и мечтал Турынский. Директор сидел в третьем ряду почти пустого зала, не скрывая своей радости. Волшебство, которое он задумал в один жаркий летний вечер в Зеленом театре парка культуры, теперь сбывалось на сцене его музыкального холла.
Пекарская приняла главную роль, как будто всегда ею владела. Никто еще не видел такую Джинни – с ломаными линиями танца и роковой отстраненностью. И сразу стало ясно, что прежняя солистка была простоватой и тяжеловатой.
Бывшая Джинни сидела тут же, через несколько кресел от директора. Ее глаза под резко изогнутыми бровями выразительно поблескивали. В случившейся замене была огромная несправедливость. Унижение Марии Владимировой происходило на людях. Публичные пощечины, как она прямо сейчас убеждалась, оказались самыми звонкими. Но Мария не собиралась плакать. Она вообще никогда не плакала.
Она была умницей и понимала, что просто надо делать на сцене то же самое, что делает Пекарская, только лучше. И тогда она обязательно победит эту заразу, этот проклятый «цветок душистых прерий», распускающий свои лепестки на глазах у всего театра. Не в танце победит, так в чем-то другом. Потом…
А пока ей приходилось изображать великодушие. Ведь талантливые люди восхищаются друг другом, не правда ли? Подобная высокопарная белиберда приводила Марию в бешенство и при этом не выпускала из плена. Глупо, глупо, глупо! До чего противно притворяться!
Аплодировать на репетициях считалось плохой приметой. Дотерпев до конца, Владимирова первой воскликнула:
– Очень хорошо!
Услышав ее, Турынский грузно заворочался в кресле.
– Анна Георгиевна! – многозначительно сказал он Пекарской. – А наша предыдущая Джинни высокого мнения о вашей игре. Это дорогого стоит.
Владимирова дернула мыском туфли, как рассерженная кошка дергает кончиком хвоста.
– Роль словно создана для Анны, – не без усилия выдавила она.
– Конечно! И это только начало! – воодушевился Турынский. – Хочу объявить вам, девушки, что у нас с Рифом и Ивановым родился замысел спектакля про цирк. Вторым режиссером станет Рафаил Григорьевич Дорф. Думаю, представлять известного актера ТОЗК, Театра общественно злободневной комедии, нет необходимости. – Он улыбнулся сидевшему рядом с ним розовощекому сангвинику, и тот энергично закивал.
– О чем новый спектакль? – спросила Владимирова.
– Это будет мюзикл про борьбу советских аттракционов с заграничными. Там тоже иностранка, и она полюбит советского человека. В этой роли мы оба видим Анну.
Пекарская стояла на сцене, веря и не веря своей удаче. У нее начиналась настоящая карьера в столичном театре! Неужели больше не придется ходить на актерскую биржу? И не будет больше гастролей в наспех сколоченных труппах, с ночевками в дешевых гостиницах, где кишат клопы? И даже не понадобится покупать на собственные деньги сценическую одежду?
Обычно зоркая, в этот раз
– Для других актрис остается что-нибудь?
– Маша, ну конечно же! Как вы можете сомневаться… – Турынский укоризненно покачал головой. – Будете играть советскую циркачку, Иварсон станет вашим ухажером. Роли второго плана очень интересные!
– Не сомневаюсь, что интересные. Второй план полон скрытых возможностей, – усмехнулась Владимирова. – Эта моя героиня что делает? Впрочем, неважно. Я могу сыграть хоть циркачку, хоть ее собачку.
Подняв волосы и изобразив на своей голове звериные ушки, она растянула губы в сардоническую улыбку. Ее не зря называли ведьмой.
– Ну вот и славно! Собачки у нас тоже будут, – подвел итог директор. – Товарищи, все свободны!
Но артисты не спешили расходиться. Они разбились на группки, чтобы поделиться впечатлениями и посплетничать. Времени не нашлось только у приглашенных звезд. Даниил Полотов, Катерина Зеленая (это была ее настоящая фамилия), уходя, доброжелательно улыбнулись Анне. В обоих было что-то детское, очень притягательное. Особенно – во взъерошенном, словно воробей, Полотове. Этих любимцев публики ждали в других местах. Они находились в постоянном движении, ветерок славы овевал их щеки.
Мимо пронесся Дорф. Он тоже торопился.
– Слышал, слышал! – не замедляя шага, многозначительно бросил он Пекарской. Она так и не поняла, что именно он слышал. – Силы собрались великие!
Перед тем как совсем исчезнуть, Дорф сцепил руки над головой, в знак их с Анной предстоящих побед.
Остались те, кто никуда не спешил. Обслуживающий персонал в том числе.
– Силы-то есть, ума не надо… – дыхнул перегаром суфлер. – Как пить дать, прикроют заведение. Будет тогда всем и хи-хи-хи, и ха-ха-ха.
Ему было нечего терять. На прошлой неделе, проснувшись посреди спектакля и закричав несуразное, он стал вышвыривать страницы с текстом из своей будки прямо на сцену. Приказ о его увольнении уже был отпечатан и теперь лежал на подписи у директора.
– Опять пьеса про иностранку, когда высшее руководство и так скандализовано нашим репертуаром, – повернулся к Владимировой эпизодический актер, черная полоска его усиков надменно скривилась.
Но Владимирова не собиралась примыкать к неудачникам.
– А вы что хотели? – недобро спросила она.
Вечный статист растерялся.
– Я в том смысле, что опять меха, вечерние платья, буржуазный шик.
– А нужно, чтоб платье штопаное и туфли, закрашенные чернилами? У бедной вдовы – ни дров, ни воды? – как грозный воин, наступала на него Владимирова.
Он уже был не рад, что начал разговор, и жалко пробормотал:
– Ну зачем такие крайности. Примадонны – разве это наше?
– Было их, станет наше! Красотка исполнит песню про вождя, и все будут хвалить наперебой, – отрубила Мария. У нее был смелый язык.