Птичка польку танцевала
Шрифт:
Костя хмыкнул. Единственное, что пришло ему в голову при словах о советской Марлен, был юмористический номер Рины Зеленой. Артистка танцевала канкан, изображая кафешантанную певицу: «Мне десять лет, я пионер! Ровесник я СССР».
– Мне нужна Марлен, Костя!
– И что ты будешь с ней делать?
– Хочу поставить такую вещь, чтоб была лучше заграничных. Чтобы вся Москва к нам ломилась! Вот только актрису не вижу. Нет, в мечтах-то я ее вижу! Но в жизни…
– Ты это серьезно? Ну хорошо… А Владимирова?
– Костя… –
Но его приятель не унимался.
– И из «герлс» тебе ни одна не показалась? А как же Леночка? Ты ее хвалил!
– Не обижайся… Леночка прелесть, но я хочу настоящую звезду… Может, и не найду никогда.
– Да я не обижаюсь, – обиженно поморгал светлыми ресницами Костя.
С той стороны, где находился Зеленый театр, зазвучала музыка и прилетела песенка. Там шел концерт. Мелодия показалась знакомой. Поющий женский голос влек к себе.
– Это не из этого ли? Ну, из этого… – Полный пощелкал пальцами и попытался что-то напеть.
Костя первым вспомнил название модной оперетты.
– «Роз-Мари».
– Точно! Пойдем, посмотрим? – предложил полный. Он уже вернул пустые стаканы в киоск.
– Пойдем… – без особого энтузиазма согласился его спутник.
Полный вдохновлялся все сильнее.
– Изменим курс нашего корабля, поплывем на голос прекрасной сирены!
Но его друг был настроен скептически. Костя даже усмехнулся:
– Ну что ж, давай сплаваем… Обнаружим очередной мыльный пузырь.
Они пошли, ускоряя шаг, по Нескучной набережной, в дальнем конце которой и находился театр. Там на построенной у воды эстраде играл наряженный в белые брюки джаз-банд, а молодая актриса с веерами изображала индианку.
Зрители, их на скамьях собралось множество, уже успели проникнуться необычными ритмами. Они с удовольствием слушали, как мяукает кларнет, как выбивается в солисты фортепиано, как томно постанывает азиатский барабан. Звуки вибрировали в густом воздухе, зависали в кронах старого ботанического сада и таяли там медленно, словно сладости в жаркий день. Но настоящий восторг вызывала «индианка» – обладательница лукавого сопрано и точеных ног.
– Костя, давай сюда! – позвал полный, тяжело плюхаясь на свободные места.
– Товарищ, вы мешаете, – прошипел веснушчатый морячок с большим биноклем. Он возмущенно отодвинулся от запоздавших зрителей.
Летний театр обычно не располагает к формальностям, но приятели послушно притихли. Они помнили содержание оперетты, она была донельзя напичкана американской романтикой о ковбоях, золотоискателях, лесорубах и голубоглазых героинях. От слащавости сюжет спасала именно колоритная индианка. Шутка ли, эта краснокожая зарезала своего мужа Черного Орла. Убила его из-за белого любовника!
В сценарий дивертисмента убийство не входило. Артистка просто исполняла
Каждый индеец обжег горло огненной водой, после чего они еще быстрее полетели над землей. На этом месте барабан утробно загудел: «тотем-том-том, тотем-том-том», учащая пульс и не давая передышки ни артистке, ни публике. Боже, что эта молодая женщина выделывала своими стрельчатыми ногами, всем своим безупречным телом! Даже принесшийся с реки ветерок не смог охладить этот накал чувственности.
Ее большие веера сделались похожими на крылья, а сама она – на экзотическую птицу, по какой-то счастливой ошибке прилетевшую в эти места. Зрители были взбудоражены. Она всех подчинила себе.
Полный тоже не сводил глаз со сцены. Профессионал в нем подмечал, что девушка хорошо владеет образом даже во фрагменте. Но при этом он погрузился в этот праздник, словно мальчишка! Такого с ним еще не случалось.
Выступление закончилось, артистка раскланялась.
– Кто она? – спросил он, когда аплодисменты стали пореже. Только теперь у него на лице появилось то отстраненное выражение, с которым он обычно оценивал своих собратьев по цеху.
Костя одолжил программку у веснушчатого морячка и вслух прочитал имя солистки:
– Анна Пекарская.
Полный выхватил листок из его рук, чтобы убедиться лично.
– Пекарская. Первый раз о ней слышу… Вот, Костя, вот скажи мне, только честно. Ты сейчас думаешь то же самое, что я думаю?
– Мог бы и не спрашивать.
– Уф, подо мной аж сиденье раскалилось… Мистика какая-то. Будто сама судьба нас подслушала, пока мы с тобой в кустах газировку пили.
Полный обмахнулся листком, жадно подставляя лицо движению воздуха.
– Товарищ, верните программу! – возмущенно потребовал морячок. – Купите себе свою и махайте, сколько пожелаете.
Публика пошла на выход, а полный и Костя двинулись в обратном направлении, к эстраде.
– Тотем-том-том, тотем-том-том… – замурлыкал полный, с неожиданной пластичностью пробираясь между рядами. – Уже вижу эту Пекарскую на нашей сцене. Ух! И «герлс» рядом с ней на подтанцовке!
– Конечно, на подтанцовке, – как-то бесцветно ответил Костя. – Я понимаю. Просто Леночка…
У него еще теплилась надежда на карьерный взлет талантливой Леночки. Но он услышал:
– Всем нашим звездочкам придется потесниться, потому что появится настоящая звезда! Впервые у меня сомнений нет! Только мандражирую я что-то… – признался полный, когда они проходили на задворки сцены. – Прямо как будто снова гимназистом стал. Как будто приму иду уговаривать.
Они уже приблизились к грим-уборным, когда на их пути возникло неожиданное препятствие. Это был один из музыкантов.
– Товарищи, а вы куда?