Птицы небесные. 1-2 части
Шрифт:
Получив благословение духовника и разрешение наместника, мы начали составлять примерный маршрут. Услышав наши разговоры и сильно заинтересовавшись намеченным походом, к нам присоединился преподаватель академии, отец Анастасий, с которым мы очень сдружились. К нам хотел присоединиться и отец Прохор, но в это время его мама сильно разболелась и он с сожалением отложил поездку. Вскоре его назначили духовником в женском монастыре и наши пути разошлись. Забегая вперед, хочется сказать, что мои родители чрезвычайно полюбили, не меньше меня, отца Анастасия. Особенно не чаяла в нем души моя мама, так что лучшего спутника нельзя было и пожелать. Мы составили маршрут так, чтобы обойти самые глухие места Дарваза и Памира и примерно определить
Сначала мы решили добраться до верховий Оби-Хингоу к пику «Москва», до ледников шеститысячника, затем через перевалы на обратном пути выйти в заповедник Сари-Хосор, после чего, обследовав водохранилище, вернуться в Душанбе, рассчитывая пройти путь по этим горным районам за три недели. Но, конечно, одно дело составлять программу похода сидя за столом, а другое дело — пройти все своими ногами.
Вознамерившись помолиться в горах от всей души, я улучил момент и пришел к отцу Кириллу:
— Батюшка, прошу вас, научите меня правильно молиться, потому что я все время сомневаюсь, верно ли я молюсь!
Затаив дыхание, я сидел на стуле, сжавшись в комок и боясь нарушить глубокое молчание, в которое погрузился старец. Наконец, он промолвил:
— Похвальное желание, отец Симон, похвальное, да… К сожалению, мне Иисусовой молитвой серьезно заниматься не пришлось. Но я слышал, как учили молиться Глинские отцы. Во-первых, для занятия ею нужно как следует смирить тело. Человек ты еще молодой, поэтому прежде всего нужно научиться совершать поклоны с Иисусовой молитвой: земные — в посты и обычные дни, и поясные — по субботам, воскресеньям и в праздничные дни. Совершай поклоны до телесного изнеможения, потому что когда устает тело, то страсти тоже изнемогают, а помышления значительно уменьшаются. Это — то, что относится к телесному правилу.
Теперь — то, что относится к обузданию речи или нашего злейшего врага — языка. Для его усмирения и даются в монашеском правиле каноны и акафисты — Иисусу Сладчайшему и Матери Божией — акафист Благовещения. Наилучшее же правило для обуздания многоглаголания, которому цены нет, одно — это благое молчание. «На кого воззрю? — говорит Господь. — Только на кроткого и молчаливого, трепещущего словес Моих», да… то есть не говорить попусту, а лишь по делу и на пользу душевную себе и ближним. Это во-вторых.
А вот что касается сугубо монашеского правила, которое, однако, и мирянам полезно: Иисусова молитва со вниманием и с полным сосредоточением ума. Собери его со всем тщанием в самом себе, не давай ему шататься туда-сюда, ибо он постоянно норовит убежать в мир. Сиди на низкой скамеечке, не сутулься, дыши тихо и ровно, оставь все заботы и попечения о мирских делах и даже о монастырских. Если чувствуешь усталость, можешь стоять на коленях, опершись локтями на стул или табурет, но дело не в этом. А с великой мольбой сердечной говори в себе, то есть мысленно: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя!» Если будешь соблюдать это правило, не оставляя его и не делая больших перерывов, к тебе непременно придет милость Божия и ты стяжешь дух мирен, дух благодати. Так заповедали молиться Глинские старцы.
— Отче, я читал в «Добротолюбии» и в рассказах Странника духовному своему отцу, а также слышал от братии, что есть молитва с дыханием. Нужно ли мне ею заниматься? — вспомнил я разговоры среди монахов, которые обычно велись в великом секрете.
— Вот что скажу, отче Симоне: тебе так постоянно молиться не благословляю, ни к чему это, да… Многие монахи сильно повредили себе здоровье дыхательной молитвой… А у кого из отцов ты читал о такой молитве?
— У преподобного Григория Синаита, Каллиста и Игнатия Ксанфопулова. Мне монахи говорили: когда сильно борют страсти или обуревают дурные помыслы, тогда можно молиться следующим образом. На медленном вдохе говоришь «Господи Иисусе Христе», а на медленном выдохе — «помилуй мя!» Во время рассеянности ума такая молитва с дыханием
— Не советую тебе делать это часто, отец Симон! Все подобные искусственные приемы — лишь поддержка в молитвенной практике, больше уповай на покаяние и на помощь Божию! А в блудных бранях нет ничего лучше любезной для сердца молитвы: «Пресвятая Богородица, спаси нас!»
В келье вновь наступила тишина. Я старался как следует усвоить наставления отца Кирилла, а он молчал, перебирая четки.
— Батюшка, а в рассказах Странника есть другой способ молитвы Иисусовой: произносить «Господи Иисусе Христе, помилуй мя!» на каждый удар сердца. Я тоже пробовал в пустыне по пульсу молиться… — признался я.
— Как, как?.. Ну-ка повтори! По пульсу? — старец близко наклонился ко мне.
— Ну да! Прижимал пульс в левом запястье пальцами правой руки и так молился… — почувствовав изучающий взгляд духовника, я покраснел.
— Ни в коем случае, ни в коем случае, иеромонаше… Ведь это все относится к благодатной молитве или, как ее называют кавказские подвижники, — самодвижной… Такая молитва приходит лишь с благодатью и то не ко всем, а кому дано! Иначе только сердце испортишь, не стоит, не советую… Лучше отдай все свое внимание возлюбленному Христу, чтобы возлюбить Его всем сердцем, всею душею, всем разумением своим и всеми помышлениями своими! Так-то, молитвенниче и пустынниче… — улыбнулся старец. — Возрастай-ка лучше в покаянии, в смирении да в послушании… Кто искренно, без хитростей и приемов прилежит к этим добродетелям, тот и стяжает в свое время непрестанную молитву.
— Понятно, отче, благословите!
— Бог тебя благословит! Ну что, Симоне Ионин, любиши ли мя? — спросил, улыбаясь, отец Кирилл.
— Да, батюшка, вы знаете, что я люблю вас… — ответил я со слезами на глазах.
В конце июня поездом мы выехали в Таджикистан. Помню, на перроне старая узбечка поцеловала рукав моего подрясника: «У, русский поп!» В Душанбе радости моих родителей не было границ. Чрезвычайно обрадовалась нашему приезду и мама моего друга. Мы все собрались за столом. Отец принес лично им приготовленное вино из собственного винограда, удивительно густое, сладкое и, как нам показалось, совершенно некрепкое. Он с видимым удовольствием нахваливал свой напиток: «Собирал виноградина к виноградине, без воды и сахара, делал его по старинному рецепту!» Мы выпили по две небольшие рюмки и хотели, было, повести беседу, но заметили, что языки уже нам не повинуются. Вино действительно оказалось отменным. Назвав его «сказочным», мы отправились отдыхать на топчане в саду, под тенистой яблоней. Родители терпеливо дождались нашего пробуждения, после чего засыпали нас вопросами, но более всего нашего друга-преподавателя, который на каждый вопрос давал обстоятельный ответ.
В дорогу мама приготовила нам нечерствеющие лепешки, придуманные ею. Она смешала с поджаренной мукой измельченные высушенные фрукты — инжир, кишмиш, яблоки, персики и груши, и сделала овощной хлеб, смешав с мукой тертую вареную морковь и свеклу. Эти овощные и фруктовые лепешки мама высушила на жарком таджикском солнце. Они не черствели, в пути давали много сил и можно было весь день, с утра до вечера, идти по горам, не останавливаясь на обеденный привал. Оставалось еще посетить нашего доброго батюшку из Никольского храма. Он радушно угощал нас, и его хлопотливая матушка безпрестанно подносила кушанья и приправы. Мы объелись так, что еле вышли из-за стола. Мудрые рассуждения нашего друга-богослова вызвали почтительное восхищение у отца Стефана и его матушки, которая на прощанье восторженно произнесла: