Птицы небесные. 3-4 части
Шрифт:
— Так, так, это совсем другое дело! Благословляю вас, отец Симон! Исповедуйте послушниц, помогайте им, пусть попробуют на деле, что такое настоящая пустынь… Передаю вам письмо для них и деньги. С Богом!
Я взял конверты и вышел из кабинета с легким сердцем: «Слава Тебе, Господи, что закончилась эта процедура проверки! Теперь я свободен…»
В душе осталось чувство уважения к этому незаурядному архиерею.
Отец провожал меня в дорогу у калитки: терпеливый мой и родной человек смотрел мне вслед, пока я не скрылся за поворотом со своим рюкзаком и сумкой. На вокзале,
— Надо же, как Бог устроил, что мы вместе едем! Вы в каком вагоне?
Узнав номер моего вагона и купе, он пообещал после отправления перейти ко мне, если проводники поменяют ему место. Не знаю каким образом, но все это быстро устроилось, и до самого Сочи мы ехали одни. Инок, глядя в окно на уходящую в осеннюю дымку Москву, поведал мне о своих приключениях:
— Первым делом, батюшка, хотел я попасть к отцу Кириллу на исповедь, а он разболелся. Я тогда отправился к прозорливому отцу Никифору. Выстоял очередь, поисповедовался, а когда уже собрался уходить, смотрю, старец подошел к столику в его исповедальне. А на нем луковицы лежат, штук пять-шесть. Отец Никифор быстро так их рукой-то и поворошил, но ничего не сказал. Только на меня глянул… К чему бы это?
Я промолчал.
— Должно быть, к скорбям, лук же — это скорби, — сделал сам заключение мой товарищ.
— Где же ты был остальное время? — спросил я, заметив, что отец Харалампий задумался и замолчал.
— Услышал я, что старец Херувим, ну, вы его, батюшка, знаете, в северном монастыре принимает, туда и махнул. Причащался и исповедовался у этого смиренного батюшки. — Инок испытующе взглянул на меня, ожидая замечаний.
— Да, хороший духовник, я его тоже люблю.
— Так вот, отец Симон, — продолжал мой попутчик. — Услышал я там тяжелые вести…
— Какие же? Расскажи… — попросил я, зная, что отец Херувим всегда в курсе всех церковных и политических новостей.
— Он говорит, что всем нам готовят личный номер, ИНН называется. И везде его будут ставить. А без этого номера ни купить, ни продать ничего нельзя!
— Может, это и есть штрихкод? — переспросил я.
— Вот-вот, штрихкоды на все товары поставят, затем заставят взять личный номер, а потом уже к чипам перейдут!
Здесь я проявил полную неосведомленность, спросив у отца Харалампия:
— А что это такое — «чип»?
— Как что такое, батюшка? — разволновался он. — Это электронное устройство, которое власти намерены поставить всем на правую руку и на лоб!
— Ясно! Как написано в Апокалипсисе… Значит, время близко: И… никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет это начертание, — вспомнил я пророческие тексты Священного Писания (Откр. 13:17).
— Так, отче, так и есть. Отец Херувим говорит, что даже в Церкви многие примут ИНН, а потом печати и чипы. Поэтому нужно очень, очень остерегаться, чтобы не запечатал нас антихрист…
Тревога инока передалась и мне:
— Вот о чем предупреждал отец Кирилл, говоря
— Точно, отец Симон, точно! Лучше сидеть на Кавказе и оттуда ни ногой… Братия у отца Пимена волнуются, и все верующие в сомнениях…
— А у нас на Псху народу прибавилось. На Решевей послушник Георгий попросился жить, бывший помощник капитана. Помнишь? — сообщил я новость своему другу. — Я принял его, что делать? Тебя же долго не было, Харалампий…
— Ничего, батюшка, я его знаю. Мы с ним не ссорились никогда. Он все же для меня получше Евгения, прости Господи! Мы из Сухуми сразу полетим на Псху?
— Нет, не сразу. Нужно навестить чад отца Виталия, монахов стареньких, матушку Ольгу и иеродиакона Григория. Спросим, что старец говорил о последних временах…
— Помню их, как же! Хорошие старички… — отозвался мой попутчик.
Мне не спалось. На стрелках колеса, казалось, выстукивали: ИНН, ИНН, ИНН, навязчиво заглушая сердечную молитву.
— Батюшка, вы не спите?
— Нет, Харалампий.
— У моей родственницы история в Москве приключилась. Хотите расскажу?
— Давай. — Я оперся на локоть, приготовившись слушать.
— Ехала моя тетка прошлой осенью в вагоне метро. Понятно, в теплом пальто с капюшоном и меховой шапке. Уже холода пошли. Задумалась, стоит. Народу полно. Толкаются. Смотрит: напротив женщина стоит в таком же головном уборе, как у нее. Провела тетка рукой по своим волосам — точно, шапки нету! «Ах ты, — думает она, — воровка какая! Надела мою шапку и стоит как ни в чем не бывало! Ну, подожди же…» Дождалась она остановки, быстренько сдернула с воровки свою добычу и выскочила на перрон. А двери закрылись. Она показывает женщине шапку, вертит ее в руках и хохочет: что, мол, видела? Как замечает вдруг, что у нее что-то из капюшона вывалилось. А это ее собственная шапка застряла в нем и только теперь упала…
В Сочи мелкий дождик затянул небо. На пропускном пункте на границе с Абхазией снова пришлось поволноваться. По словам инока, в России вышел новый указ, запрещающий вывоз старинных церковных вещей и книг. Харалампий был наслышан о том, как попались новоафонские монахи, задержанные со стареньким Евангелием. Я сообщил ему о своем ценном грузе.
— Ну, отец Харалампий, читай Живый в помощи Вышняго (Пс. 90: l). Я тоже буду читать. Отец Виталий всем благословлял так делать!
Таможенники серьезно взялись за рюкзаки моего друга, перетряхивая собранную им для скита поношенную одежду. Утомившись, кивком головы показали мне:
— Проходи!
— Вот чудеса-то! — радовался инок. — Все в целости привезем. Спаси, Господи, отца Виталия!
В Сухуми нас порадовало тепло. Солнце сверкало на качающихся ветвях высоких пальм. По заборам вилась цветущая глициния.
— Ох, кто это с тобой? Старый знакомый? — Матушка Ольга всплеснула руками, открыв калитку. Из-за ее спины выглядывал монах Григорий.