Пуанта
Шрифт:
— Я все объясню, но не сейчас. Иди уже…
Снова кивает, правда теперь обеспокоенность в его глазах не мимолетна, а перманентна. Он встревожен, но делает, как я прошу — уходит. И пока я смотрю ему в спину, думаю, а что я объясню? Главное…как?
«Твою мать, ну какого…?!»
Закатываю глаза и закрываю за собой дверь своего кабинета, к которой прижимаюсь и, смотря в одну точку, стараюсь уровнять дыхание. Я здесь словно одна, что очень странное — Астра не подает голоса. Она сидит на краешке
— Ты как?
И снова. Что мне ей сказать?…
— Спрячь рамку со стола.
Слава Богу, мне не приходится повторять. Племянница буквально подскакивает и сразу же хватает ту единственную фотографию, которая сейчас меня волнует — Август и я в зоопарке кормим козлят. Убирает. Все.
— Теперь все нормально…
— Я себя правильно повела?
Подхожу к креслу, сажусь и киваю, хмуря брови и перебирая бумаги.
— Да.
— Ты вся на нервах.
— Нет, все…
— Брось, я же вижу. Ты никогда не убираешься просто так.
— Что ты здесь делаешь, Астра? — устало выдыхаю, усаживаясь в кресло, на что она отмахивается.
— Да это…так, неважно. С отцом поссорились и…Мел…
Гневно смотрю на нее, заставляя буквально взглядом закрыть рот, а в следующий миг слышу короткий стук в дверь. Знаю, кто за ней. Я просто это знаю, как будто у меня внутри маяк встроен, который реагирует только на него, как золотоискатель чертов. Пищит, вибрирует и парализует. На миг я поддаюсь отчаянию, но тут же мотаю головой, сбрасывая его, а потом прикладываю палец к губам.
«Тш-ш, молчи…» — этим говорю, потом беру в руки и свой голос, отвечаю.
— Войдите.
Жаль мой золотоискатель не работает так на хороших мужчин, не оказалась бы в такой ситуации. На пороге то стоит полная противоположность. Разумеется и очевидно с усмешкой.
— Можем поговорить?
«Нет»
— Конечно, — сладко улыбаюсь, потом беру ключи от своей Ауди и передаю их Астре, — Иди в машину и жди меня там. Я отвезу тебя в школу.
— Но…
— Астра. Иди. В. Машину.
— Ладно…
Соглашается скрипя сердцем и настолько нехотя, что меня саму пробирает, но я только коршуном за ней слежу. Как берет сумку, как бросает на меня почти испуганный, короткий взгляд, как разворачивается у двери, где он ее, конечно же, тормозит.
— Ты просила автограф?
— Спасибо… — тихо благодарит, кротко, я бы сказала, от чего бесит меня только больше.
Это снова паранойя, мне ведь кажется, что так она меня сдает с потрохами, но я никак не комментирую. Если сделаю это, точно спалюсь, пока еще есть вариант держаться за легенду, что я и собираюсь делать, как только остаюсь с ним наедине.
Мы недолго смотрим друг другу в глаза,
— Вам нельзя здесь находиться.
— Это угроза? — усмехается в ответ, но приглашение принимает.
Из под ресниц я наблюдаю за тем, как Макс подходит к кожаному креслу, в которое опускается подчеркнуто сдержанно, и это меня улыбает.
— Это констатация факта. Если папа узнает, что вы в городе — вы отсюда не уедете.
— Мы серьезно будем говорить друг с другом на «вы»? После всего?
Ожидаемо. Я пару секунд молчу, потом поднимаю на него глаза и отгибаюсь на спинку кресла, как он, пожимаю плечами.
— Я так и знала, что вы вцепитесь в меня, как питбуль.
— Да что ты?
Сарказм на месте. Яд тоже. Сейчас Макс им буквально фонтанирует, он сочится из каждой поры и сильно бьет по мне. Его ненависть бьет. Я четко ее ощущаю — он меня презирает.
— Я очень похожа на нее, так что да.
— Ты не похожа на Лилиану, и ты это знаешь. Надеюсь…
— Я не про Лилиану сейчас говорю. Про Амелию.
Он застывает. Этот миг потрясения настолько сладок, что я, черт меня возьми, не могу сдержать тихого смешка, за который тут же бью себя по рукам. Дура-дура-дура! Никаких эмоций!
— Прости? — выдыхает тем временем он, я же беру рамку и, помедлив пару мгновений, переворачиваю ее на него.
На той фотке простая иллюзия — две меня. «Мы» улыбаемся, нам на фотке тринадцать, мы в саду нашего дома. Две разные меня и одна огромная ложь. Макс смотрит на фотографию, хлопая глазами, я же придвигаюсь ближе и тихо громозжу дальше. Раскручиваю клубок, так сказать.
— Меня зовут Елена, но вы, я так полагаю, думали, что я — это она.
Макс резко поднимает на меня взгляд, а я достаю сигарету и закуриваю ее, отклоняясь обратно на спинку кресла.
— Мне жаль. Вы думали, что она жива, не так ли? Когда увидели меня?
Все еще молчит, хотя краем глаза я подмечаю, как он сжимают рамку до белых костяшек, отвожу взгляд. Мне неприятно и стыдно говорить все то, что я говорю — если честно, это так, но выхода у меня нет. Если он узнает правду, ничем хорошим это не кончится.
— Мы однояйцевые близнецы.
— А Элай тогда кто?
— Лилиана и это рассказала? — усмехаюсь, киваю, сбрасываю пепел, — Прямо справочное бюро.
— Теперь ты скажешь, что она о тебе не знала?
— Нет, от чего же. Знала. Просто она меня ненавидит, а я ненавижу ее — мы делаем вид, что друг друга не знаем.
— Что за бред?
— Все семьи разные, господин Александровский. У нас так. У вас, насколько мне не изменяет память, все тоже негладко?
— И где же ты была все это время?