Пуанта
Шрифт:
— Он в коме, — тихо говорит, стараясь не смотреть на дуло, которое я в него упираю, лишь мне в глаза.
Эта информация меня бьет обухом по голове. Если сейчас попробовать вырвать пистолет — я его сразу отдам, даже бороться не смогу, потому что теряюсь.
— Что?
— Раны тяжелые, и лучше, чтобы он был в коме.
— Но…
— Амелия, опусти пистолет. Мы поговорим…
— Я хочу его увидеть. Я ЕГО ЖЕНА И ХОЧУ ЕГО УВИДЕТЬ! НЕМЕДЛЕННО!
Думаю, что в конце концов видя на какой тонкой грани я сейчас нахожусь,
Этот коридор до его палаты, как дорога в ад, если честно. Я слышу, как пищат мониторы, чувствую запах лекарств, меня бьет озноб, но одновременно с тем я горю, а там, в самом конце, находится мой самый страшный кошмар.
Макс лежит без движения, весь в трубках, глаза закрыты. Он будто не живой вообще, и, клянусь, эта картина будет вечно преследовать меня в кошмарах. Я ведь даже не могу сразу подойти к нему, мнусь на пороге, не решаюсь, будто если шаг сделаю — все реальностью окажется. А все итак реальность. Сегодня он чуть не умер, и еще неизвестно, что там скрывается за этим сраным «но», которое я уже ненавижу. Хотя есть одно «но», которое я принимаю здесь и сейчас, когда сжимаю его руку: я больше его никогда не оставлю.
Две недели спустя
Я резко просыпаюсь от того, что мое плечо нежно теребят — это мама. Тру глаза, а потом выдыхаю. Знаю, что сейчас начнется. Все они пытаются заставить меня уйти из больницы, но я не отхожу от него ни на шаг уже две недели. Сама на призрак похожа, привыкла засыпать под писк мониторов, да и не ропщу совсем. Мне плевать на все — я просто должна быть рядом, когда он очнется…
— Амелия, пожалуйста, ты должна хотя бы поесть…
— Я не уйду.
— С ним все будет хорошо. Кирилл отличный врач, он держит Макса на особом контроле и…
— Я сказала, что не уйду! — взрываюсь и резко от нее отхожу к окну, в которое упираю руки и голову, — Не оставлю его больше никогда.
— Амелия, тебя никто не просит это делать, но ты должна отдохнуть.
— Я только что спала.
— Ты понимаешь, о чем я говорю. Посмотри на себя, ты похожа на призрак.
— Перемена места не поможет! — резко поворачиваюсь на нее и рычу, злобно раздув ноздри, — Я везде буду такой, пока он не придет в сознание!
— А как же Август? — тихо спрашивает, — Он по тебе скучает, спрашивает…
— Мама, прекрати. Он не должен видеть меня такой. Я не хочу, чтобы он боялся…
— Амелия, он итак напуган. Чувствует, что что-то не так. Ты…
— Ты что не понимаешь? — жалобно шепчу, роняя очередные слезы, — Я должна здесь быть. Ее так и не поймали, что если она заявится сюда и…Он итак пострадал. Я не позволю больше навредить ему, ясно?!
— С этим я могу помочь.
Раздается голос, которого я не знаю, и я резко направляю пистолет, с которым больше не расстаюсь, на вход. Из него появляется мужчина. Я его уже видела, тогда в первый день видела — незнакомец с голубыми, как чистое
— Кто ты?!
— Спокойно. Это ни к чему.
— Я спросила: кто ты на хрен такой?! Лучше отвечай, потому что я выстрелю. Единственное, почему еще этого не сделала…
— Ты меня уже видела. С Максом.
— Отвечай.
— Я его друг.
— Я знаю его друзей, ты в их список не входишь.
— Вхожу, поверь. Это может подтвердить и твоя семья, и его.
Недоверчиво смотрю на маму, она слегка кивает, и тогда, зная, что врать мне она не станет, я опускаю пистолет, а он усмехается.
— Называй меня Чехов.
— Как ты хочешь помочь?
— Все просто: я организую ему круглосуточную охрану, да такую, что мышь не проскочит. Ты же боишься, что именно это произойдет? Поэтому сторожишь его тут днями и ночами?
— Я не боюсь. Я уверена, что эта сука еще не закончила.
— И ты не позволишь навредить своему мужчине, это достойно уважения, но ты также не поможешь ничем, если сама ляжешь рядом.
Ежусь, потому что, наверно, чувствую — в его словах есть доля истины. Загадочный Чехов же усмехается.
— Я Максу очень обязан. Он мне помог в свое время кое с чем разобраться, и кое от чего отойти, так что я сделаю все, но он не пострадает. Клянусь.
— С чего мне тебе верить? Я тебя знать, не знаю.
— Макс верил. И я ему верил настолько, что позволил защитить самое дорогое, что у меня есть. Он спас мою дочь и любимую жену, Амелия. Как думаешь, что я сделаю, чтобы вернуть ему долг?
Все.
— Ты сделаешь все.
— Вот именно. Отдохни, к нему никто не пройдет, даю слово отца и мужа. Его безопасность — мой главный приоритет.
Смотрю на маму, потом на Макса. На него дольше, мне ведь все равно очень сложно решиться, но я чувствую, как ускользаю. Мои силы на исходе, а еще есть Август…Я представляю, как ему сейчас страшно, и, пусть не хочу пугать больше своим видом, знаю — если бы я была на его месте, то хотела бы увидеть маму.
— Если с ним что-то случится, Чехов, — делаю ударение на его имени, — Я убью всех, кто тебе дорог, услышал меня? Всех, кому ты хотя бы просто руку жал. Даю свое слово.
— Слово дочери последнего самурая? Готов поспорить на что угодно, оно тверже стали.
Если бы не усталость, я непременно вникла бы в суть, уточнила, полюбопытствовала хотя бы, но сейчас я просто с ног валюсь, поэтому пропускаю его ухмылку и киваю.
Три недели спустя
Происшествий нет, но и движения тоже. Ксению до сих пор не нашли, и это меня пугает. Как она может так хорошо прятаться? Все должно было бы быть не так, а оказалось — еще хуже. Поэтому я решаюсь на то, на что не решилась бы никогда: Август должен улететь в Японию.
— Мам, я не хочу улетать.
Ему это, конечно, не нравится. Я мягко улыбаюсь, поправляя его кучерявые волосы, а потом тихо прошу.