Пуговица Дантеса

Сенча Виктор

– Давно ли вы замужем? – дерзко спросил Соллогуб Натали, давая понять, что замужней даме и самой-то чуть за двадцать.

Но потом его неожиданно понесло, и граф начал разговор о Ленском, искусном танцоре и любимом кавалере императрицы. А вот этого, по всей видимости, делать не стоило. Щепетильный Пушкин в словах сопляка усмотрел грязный намёк и вызвал того на дуэль. Позже сроки поединка были перенесены, а потом конфликт и вовсе удалось замять.

Произошло это в доме Нащокина в Москве, где Пушкин остановился на некоторое время. Когда туда из Твери специально приехал

Соллогуб, в доме ещё спали. Боясь сойти за труса, встретив Пушкина, Соллогуб тут же напомнил тому о поединке и стал уточнять, кто будет секундантом поэта. Однако, перейдя к разговору о литературе, они быстро отвлеклись, и в конце разговора Пушкин сказал:

– Голубчик, неужели вы думаете, что мне так хочется стреляться? Но что делать… Я имею несчастье быть человеком публичным, а это, знаете ли, похуже, чем быть публичной женщиной…

Сошлись на том, что Пушкина устроит письмо с извинениями в адрес жены.

А потом они стали закадычными друзьями; часто гуляли по Невскому, хрустя на ходу французскими булками (к вящему удивлению местных щёголей), и разговаривали всё о том же – о литературе.

И вот Соллогуб получает загадочное письмо. Как и княгиня Хитрово, он не стал читать послание, адресованное другому лицу, а, вложив его обратно в конверт, немедленно отправился к Пушкину.

Из воспоминаний Владимира Соллогуба:

«…Я отправился к Пушкину и, не подозревая нисколько содержания приносимого мною гнусного пасквиля, передал его Пушкину. Пушкин сидел в своем кабинете. Распечатал конверт и тотчас сказал мне:

– Я уж знаю, что такое; я такое письмо получил сегодня же от Елисаветы Михайловны Хитровой: это мерзость против жены моей. Впрочем, понимаете, над безыменным письмом я обижаться не могу. Если кто-нибудь сзади плюнет на мое платье, так это дело моего камердинера вычистить платье, а не мое. Жена моя – ангел, никакое подозрение коснуться ее не может. Послушайте, что я по сему предмету пишу г-же Хитровой. Тут он прочитал мне письмо, вполне сообразное с его словами… Он подозревал одну даму, которую мне и назвал» [47].

Во всех трёх конвертах содержались письма одинакового содержания, написанные по-французски, нарочито изменённым почерком. Это был самый настоящий пасквиль – наглый и цинично-оскорбительный.

Вот его содержание: «Кавалеры первой степени, командоры и рыцари светлейшего Ордена Рогоносцев, собравшись в Великий Капитул, под председательством высокопочтенного Великого Магистра Ордена, его превосходительства Д.Л. Нарышкина, единогласно избрали г-на Александра Пушкина заместителем великого магистра Ордена Рогоносцев и историографом Ордена. Непременный секретарь граф И. Борх» [48].

Вот оно как, ро-го-но-сец! Заместитель великого магистра Ордена Рогоносцев… Лучше б сразу – Ванька Каин! А то и Малюта Скуратов вкупе с палачом Сансоном… По крайней мере, было бы легче, терпимее… Ведь как он всегда презирал и смеялся (да нет – хохотал!) над всеми этими нарышкиными и борхами! Обер-егермейстер при Высочайшем дворе Дмитрий Львович Нарышкин… Его дражайшая красавица-супруга, княгиня Мария Антоновна Святополк-Четвертинская, долгие годы являлась официальной фавориткой императора Александра… Титулярный советник граф Иосиф Михайлович Борх, чиновник

министерства иностранных дел, был известен тем, что свою жену, графиню Любовь Викентьевну Голынскую [28] , совсем не любил, за что та отвечала тем же, почти открыто живя… с кучером. Не смешно ли?..

28

Любовь Викентьевна Борх (умерла в 1866 г.) была родственницей Натальи Николаевны Пушкиной.

«Историограф» Ордена… Это о ком – о нём, о Пушкине?! Удар сильный, почти хук слева, поставленный на то, чтобы даже не унизить – уничтожить! И трудился над пасквилем Враг. Изощрённый, непримиримый, низменный. Который, перед тем как нанести смертельный удар, долго готовился. И всё же он, этот вражина, себя, несомненно, выдал. Это человек из близкого окружения; из тех, кто постоянно вертится рядом. Вертится ненавидя. И прекрасно знает, что Пушкин интересуется и пишет об истории. Отсюда и это – «историограф». Поэтому догадаться об авторе не составляет труда: он – тот, которого ненавидит сам адресат. Маска сброшена: Дантес!

Как выяснилось позже, подобные анонимки получили ещё как минимум четверо друзей и знакомых Пушкина – Вяземские, Карамзины, Виельгорские, братья Россеты. По убеждению неизвестного анонима, все эти люди, получив письма, должны были, как и Соллогуб, принести их конечному адресату – Пушкину. Однако каждый из них, терзаемый нехорошими предчувствиями, распечатал послание, прочёл и… оставил у себя.

Александру Сергеевичу Пушкину было нанесено публичное оскорбление. То была наглая пощёчина, осмелиться на которую, как он был уверен, мог лишь один человек – Жорж Дантес.

Вечером того же дня Пушкин отправил по почте Геккерену-младшему письмо. Он вызывал француза на дуэль…

Глава II

«…Доказывать нелепость дуэля не стоит, в теории его никто не оправдывает, исключая каких-нибудь бретёров и учителей фехтования, но в практике все подчиняются ему для того, чтоб доказать, черт знает кому, свою храбрость. Худшая сторона дуэля в том, что он оправдывает всякого мерзавца или его почётной смертью, или тем, что делает из него почетного убийцу…»

А.И. Герцен

…С юношеских лет он отличался драчливым и задиристым нравом. И ничего удивительного в том, что, став взрослым, поэт вступал в конфликты не только с теми, кто ему не нравился, но даже с близкими друзьями. Именно эта черта характера делала Александра Сергеевича этаким двуликим Янусом, в котором нежная, поэтическая душа уживалась с другой – гневливой и вспыльчивой. По той же причине после выпуска из Лицея Пушкин долго не мог решить, куда ему податься – на штатскую или военную службу. Однако муштра и подневольная жизнь, а также отсутствие на тот момент крупных военных кампаний делали военную службу малопривлекательной, поэтому с планами стать генералом пришлось распрощаться. Тем не менее это не значило, что для поэта армия являлась каким-то пустым звуком – она незримо постоянно присутствовала рядом с ним. Как минимум – в его воображении: