Пуля для певца
Шрифт:
— Погоди-ка, — прервал его кемеровский Вольдемар Кулак, — братва рассказывала, что под Новосибирском террористы взорвали какой-то поезд, и вроде бы это был тот самый гуманитарный «Поезд здоровья».
— Вот это он и был, — кивнул Роман, — только гуманитарные на нем одни надписи были. Причем персонал об этом ни сном ни духом. Все эти заграничные спонсоры были в полной уверенности, что везут по России противотуберкулезную вакцину. Известное дело, на зонах да в тюрьмах туберкулез — главная болячка.
— Это точно, — невесело сказал Тягач.
— Ну вот… — Роман промочил горло
Роман решил, что небольшая ложь не помешает, а Арбуз вряд ли будет отнекиваться. Взглянув на Михаила, он увидел, что тот скромно потупился, и только уголок его рта подрагивал в иронической усмешке, заметить которую мог разве что человек, знавший его всю жизнь. Роман был как раз таким человеком, поэтому понял, что Арбуз в случае чего поддержит его россказни, и перешел к завершающей части рассказа.
— В общем, пришлось мне с друзьями доделывать все без Арбуза. Он же в это время под арестом общества находился, — Роман укоризненно посмотрел на Тягача, — и не мог заниматься делом. Короче говоря, мои люди наняли в Новосибирске профессионального чеченского террориста, который сидел без дела, и предложили ему во имя Аллаха и за восемь тысяч долларов пустить поезд под откос. И он с дорогой душой выполнил этот заказ, считая, что послужил делу международного терроризма. Вот такая история.
Тягач оглядел сидевших за столом людей, затем кашлянул и произнес:
— По-моему, дело ясное. Давайте решать, что с Арбузом.
— А что с Арбузом? — проскрипел морщинистый Чума. — На человека напраслину возвели, да еще продержали в темной несколько дней. Нехорошо это, ошибка вышла.
— Да, ошибка, — согласился Тягач, — и если бы не наш певец, то кто знает, как бы сегодня для Арбуза закончилось дело…
— Вот именно, — кивнул Чума. — Ты, Арбуз, слышь, это…
Арбуз повернулся к Чуме и посмотрел на него с выражением глубокого почтения и трепетного внимания к словам патриарха.
— Ты на сердце не бери это дело, — извиняющимся тоном произнес Чума, — забудь, если сможешь. Я от имени общества говорю. Общество не возражает?
Чума окинул взглядом сидевших за столом авторитетов, и все они дружно закивали и забормотали в том смысле, что, конечно, какие могут быть возражения, если такие важные подробности выяснились.
— Общество не возражает, — заключил Чума. — Значит, делу конец. А вот певец наш — ему отдельное спасибо. И Арбузу, конечно. Ведь они, считай, миллион зэков от верной смерти спасли!
Роман почувствовал, что, хотя это и было правдой, но ситуация попахивает театром абсурда.
— Да ладно, — он махнул рукой, — на моем месте так поступил бы каждый.
Сидевшие вокруг стола урки дружно захохотали, и эта нелепая фраза поставила точку во внеочередном съезде российского криминалитета, происходившем в старинном особняке на канале Грибоедова.
Глава 4
НОВЫЕ
Следующие несколько дней прошли для Романа в состоянии неожиданно нахлынувшего на него вдохновения, и на пятый день творческой горячки в принадлежавшей Шапиро студии звукозаписи прозвучала волшебная фраза:
— Записано!
Стянув с головы намявшие уши наушники, Роман бросил их на ковер и вышел из тесного тонателье [2] в просторную аппаратную, где на диванах расположились Лиза, Арбуз, Боровик и Шапиро, самодовольно и даже как-то по-хозяйски поглядывавший на Романа.
— Вот это темпы! — воскликнул он. — Альбом записан всего лишь за пять дней! Теперь я понимаю, как приводить тебя в состояние полной творческой отдачи. Для этого сначала нужно тебя арестовать, посадить в пресс-хату, затем отвезти на воровской сходняк — и сразу же в студию.
2
Специальное заглушенное помещение в студии.
— Согласен, — кивнул Роман падая в кресло, — только с одним условием.
— Интересно, с каким?
— Ты, — Роман ткнул пальцем в Шапиро, — все это время будешь вместе со мной.
— Я? — Шапиро удивленно поднял брови. — Я с тобой? То есть в пресс-хате?
— Ага, — злорадно засмеялся Роман, — именно в пресс-хате.
— Да… — Арбуз покачал головой и ухмыльнулся, — в пресс-хате товарищу Шапиро будет особенно интересно.
— Вот только после этого товарищ Шапиро, если выйдет оттуда живой, вряд ли запишет альбом за пять дней, — добавил Боровик.
— Бедный Лева, — Лиза горестно вздохнула. — За что же они вас так не любят?
— Они меня как раз таки любят. Только стесняются показывать свои чувства и, словно малые дети в начальных классах, дергают предмет своей любви за косички.
— А Шапиро, за неимением косичек, можно дергать за пейсы! — засмеялся Роман.
— Когда это ты видел у меня пейсы? — возмутился Шапиро. — Я даже кипу ни разу в жизни не надевал. Не такой уж я и православный еврей.
— Лева, — проникновенно сказала Лиза, — евреи не бывают православные. Они бывают только правоверные.
— Вот, пожалуйста! — Шапиро развел руками. — Вот вам доказательство, что пейсов у меня никогда не было и не будет.
— Ладно тебе, позор нации, угомонись, — Роман, не вставая, достал из холодильника бутылку пива. — Никто тебя в сионисты не записывает. Ты лучше скажи, когда альбом будет готов к употреблению.
— Ну… — Шапиро потеребил внушительную нижнюю губу. — Скажем, дня три-четыре уйдет на сведение, [3] потом оригинал ночной лошадью в Москву, потом еще неделька на изготовление тиража — и пожалте бриться. Можно продавать. И, естественно, уже сегодня я свяжусь с пиарщиками, пусть начинают свое грязное дело.
3
Окончательная обработка записи.